вали пріютъ свой, и гдѣ вмѣсто Духовъ основало жилище неугасимое желаніе, непреоборимое любопытство, живущее только собою и разжигаемое собою же, возгорающееся даже отъ неудачи — первоначальная стихія всего Европейскаго духа — которое напрасно преслѣдуетъ Инквизиція, проникая во всѣ тайныя мышленія человѣка: оно вырывается мимо, и облеченное страхомъ, еще съ большимъ наслажденіемъ предается своимъ занятіямъ.
А самая Инквизиція? Какое мрачное и ужасное явленіе! Инквизиція свирѣпая, слѣпая, владѣвшая безчисленными сводами и подземельями монастырей, не вѣрящая ничему, кромѣ своихъ ужасныхъ пытокъ, на которыхъ человѣкъ показалъ адскую изобрѣтательность; Инквизиція, выпускавшая изъ подъ монашескихъ мантій свои желѣзные когти, хватавшіе всѣхъ безъ различія, кто только ни предавался страннымъ и необыкновеннымъ занятіямъ; подтвердившая великую истину, что если можетъ физическая природа человѣка, доведенная муками, заглушить голосъ души, то въ общей массѣ всего человѣчества душа всегда торжествуетъ надъ тѣломъ.
