гомъ, что Онъ сладокъ, кротокъ, дружественъ и благостенъ; и потому зовется Онъ милосерднымъ (barmhertzig), что Его сладкое качество восходитъ въ терпкомъ, кисломъ и горькомъ, и утоляетъ ихъ, услаждаетъ, орошаетъ и освѣщаетъ, чтобы они не оставались темною долиною.
73. Ибо пойми только въ точности свой материнскій языкъ, ты найдешь въ немъ такое же глубокое основаніе, какъ и въ еврейскомъ или латинскомъ, хоть ученые и кичатся ими, какъ безумныя дѣвы; это ничего не значитъ, наука ихъ нынѣ на склонѣ. Духъ свидѣтельствуетъ, что еще прежде, чѣмъ настанетъ конецъ, иной мірянинъ будетъ больше знать и разумѣть, нежели знаютъ нынѣ умнѣйшіе ученые: ибо врата небесъ отверзаются; и кто не будетъ лишь самъ ослѣплять себя, тотъ поистинѣ увидитъ ихъ. Женихъ увѣнчаетъ свою невѣсту, аминь.
74.[1] Смотри, слово barm помѣщается только на твоихъ губахъ; и когда ты говоришь barm, то закрываешь ротъ и вбираешь звукъ назадъ; и это есть терпкое качество, замыкающее слово, то есть, слагающее его воедино, такъ что оно становится твердымъ или звучитъ; а горькое качество расчленяетъ его.
75. То есть, когда ты говоришь bar, то послѣдняя буква r рокочетъ и ропщетъ, какъ дрожащее дыханіе, и это производится горькимъ качествомъ, которое бываетъ дрожащимъ. Теперь, слово barm — мертвое, непонятное слово, котораго никто не разумѣетъ: это значитъ, что оба качества, терпкое и горькое, суть жесткія, темныя, холодныя и горькія существа, и не имѣютъ въ себѣ никакого свѣта; поэтому внѣ свѣта нельзя понять ихъ силы.
76. Когда же говорятъ barmhertz, то второй слогъ hertz
- ↑ Примѣчаніе Сенъ-Мартена къ французскому переводу Утренней 3ари: „Надо предположить, что послѣдующее объясненіе слова barmhertzig — милосердный беретъ свое начало въ томъ материнскомъ языкѣ, который нашъ авторъ называетъ тaкже языкомъ природы. Быть можетъ, въ нашихъ даже наиболѣе чуждыхъ между собою языкахъ слова, отвѣчающія другъ другу по значенію, хотя и различныя по произношенію и начертанію, обнаружатъ, при болѣе глубокомъ анализѣ, если не однообразную, то все же очень близкую связь съ общей первоосновой, — лишь бы нашъ разумъ былъ достаточно открытъ для постиженія дѣйственности и въ то же время всеобщности языка природы. Безъ этого предположенія, примѣненіе авторомъ этого языка природы къ нѣмецкому слову barmhertzig могло бы смутить иные умы, какъ неприложимое ни къ французскому и ни къ какому другому употребительному языку.“
гом, что Он сладок, кроток, дружествен и благостен; и потому зовется Он милосердным (barmhertzig), что Его сладкое качество восходит в терпком, кислом и горьком, и утоляет их, услаждает, орошает и освещает, чтобы они не оставались темною долиною.
73. Ибо пойми только в точности свой материнский язык, ты найдешь в нем такое же глубокое основание, как и в еврейском или латинском, хоть ученые и кичатся ими, как безумные девы; это ничего не значит, наука их ныне на склоне. Дух свидетельствует, что еще прежде, чем настанет конец, иной мирянин будет больше знать и разуметь, нежели знают ныне умнейшие ученые: ибо врата небес отверзаются; и кто не будет лишь сам ослеплять себя, тот поистине увидит их. Жених увенчает свою невесту, аминь.
74.[1] Смотри, слово barm помещается только на твоих губах; и когда ты говоришь barm, то закрываешь рот и вбираешь звук назад; и это есть терпкое качество, замыкающее слово, то есть, слагающее его воедино, так что оно становится твердым или звучит; а горькое качество расчленяет его.
75. То есть, когда ты говоришь bar, то последняя буква r рокочет и ропщет, как дрожащее дыхание, и это производится горьким качеством, которое бывает дрожащим. Теперь, слово barm — мертвое, непонятное слово, которого никто не разумеет: это значит, что оба качества, терпкое и горькое, суть жесткие, темные, холодные и горькие существа, и не имеют в себе никакого света; поэтому вне света нельзя понять их силы.
76. Когда же говорят barmhertz, то второй слог hertz
- ↑ Примечание Сен-Мартена к французскому переводу Утренней 3ари: „Надо предположить, что последующее объяснение слова barmhertzig — милосердный берет свое начало в том материнском языке, который наш автор называет тaкже языком природы. Быть может, в наших даже наиболее чуждых между собою языках слова, отвечающие друг другу по значению, хотя и различные по произношению и начертанию, обнаружат, при более глубоком анализе, если не однообразную, то все же очень близкую связь с общей первоосновой, — лишь бы наш разум был достаточно открыт для постижения действенности и в то же время всеобщности языка природы. Без этого предположения, применение автором этого языка природы к немецкому слову barmhertzig могло бы смутить иные умы, как неприложимое ни к французскому и ни к какому другому употребительному языку.“
