— Сыны мои! Запретнаго плода
Отвѣдавшій, узнавъ добро и зло,
Сталъ человѣкъ безсмертному подобенъ.
Пускай гордится знаніемъ своимъ,
Взамѣнъ добра пріобрѣтая зло.
Въ раскаяньѣ онъ молитъ о прощеньѣ, —
Ему вложилъ Я въ душу эти чувства.
Мнѣ вѣдомо, что, будучи свободнымъ
Въ рѣшеніяхъ, непостояненъ сердцемъ
И слабости подверженъ Человѣкъ.
Дабы руки и къ Древу, Жизни также
Онъ не простеръ, изгнанію изъ Рая
Я осудилъ виновнаго. Пускай
Среди трудовъ воздѣлываеть землю,
Откуда взятъ: таковъ Мой приговоръ.
Ты, Михаилъ, Мою исполнишь волю:
Межъ пламенныхъ и грозныхъ херувимовъ
Ты воиновъ достойныхъ изберешь,
Которые должны святое мѣсто
Оберегать отъ новыхъ смутъ врага.
Спѣши туда и грѣшниковъ четѣ
Ты объяви изгнаніе на-вѣки,
Но возвѣсти печальный приговоръ
Имъ съ кротостью и, если покорятся,
Не оставляй безъ утѣшенья ихъ, —
Грядущее откроешь ты Адаму;
Напомни имъ, что сѣменемъ Жены
Нарушенный союзъ возстановится.
Тогда они, хотя съ печалью въ сердцѣ
Покинутъ Рай, но съ миромъ и надеждой.
Итакъ, въ Раю, съ восточной стороны,
Поставишь ты изъ херувимовъ стражу,
И пламенемъ сверкающихъ мечей
Устрашены да будутъ злые духи,
Что вздумали-бъ коснуться Древа Жизни,
Дабы его плодами человѣка
Ввести въ соблазнъ и обольстить вторично.
Умолкъ Господь, и былъ готовъ Архангелъ
Пуститься въ путь со свитой херувимовъ,
Не знавшихъ сна, четвероликихъ, свѣтлыхъ, —
Чью бдительность не властны усыпить
Волшебный жезлъ иль дивная свирѣль,
Что Аргуса стоокаго сгубили.
Межъ тѣмъ, заря привѣтствовала міръ,
Разливъ кругомъ росы благоуханье,
Когда Адамъ, а съ нимъ праматерь Ева
Окончили молитву. Снизошла
На нихъ съ Небесъ живительная бодрость,
И въ глубинѣ отчаянья надежда
Блеснула имъ. И молвитъ мужъ женѣ:
— Легко тому я вѣрую душою,
Что блага всѣ нисходятъ къ намъ отъ Бога,
Но, чтобъ могла смиренная молитва
Къ Господнему Престолу вознестись,
Я этому съ трудомъ дерзаю вѣрить.
Однако-же, Господь услышалъ насъ
И, ниспославъ душѣ смятенной миръ,
Онъ въ памяти чудесно оживилъ
Великое Свое обѣтованье
О сѣмени Жены, что сокрушитъ
Главу врага. Возрадуйся-же, Ева,
Достойная праматерь человѣковъ:
Черезъ тебя живъ будетъ человѣкъ,
И для него все будетъ жить въ природѣ.
Но съ грустію отвѣтила она:
— Я имени такого недостойна —
Преступница, обрекшая тебя
Погибели! Но, въ благости Своей,
Нашъ Судія меня — причину смерти,
Источникомъ грядущей жизни сдѣлалъ,
И ты ко мнѣ исполненъ снисхожденья
Великаго. Идемъ трудиться въ поле.
Мы провели всю эту ночь безъ сна,
Но утро знать усталости не хочетъ:
Съ улыбкою оно вступаетъ въ путь.
Не удалюсь я больше отъ тебя,
Куда-бы трудъ ни призывалъ урочный;
Онъ сопряженъ отнынѣ съ утомленьемъ,
Но можетъ-ли собою тяготить,
Пока живемъ среди садовъ Эдема?
Такъ будемъ-же довольны жизнью нашей!
Такъ думала и такъ желала Ева
Въ смиреніи великомъ, но судьбою
Предрѣшено иначе было все.
Сіянье дня румянаго померкло,
И съ высоты вдругъ ринулся орелъ,
Преслѣдуя роскошно оперенныхъ
Красивыхъ птицъ. Великолѣпный левъ
Погнался вдругъ за ланью и оленемъ,
Которые бѣгутъ къ вратамъ восточнымъ.
И говоритъ съ тревогою Адамъ:
— Великія предвижу перемѣны
Въ грядущемъ я. Подобныя явленья —
Предвѣстники Божественныхъ рѣшеній:
Ихъ Небо шлетъ, быть можетъ, для того,
Чтобъ возвѣстить о приближеньѣ кары.
Надолго-ли осталось жизни въ насъ?
Намъ вѣдомо, что́, взятые изъ праха,
Современемъ мы снова станемъ прахомъ, —
И больше мы не знаемъ ничего.
Ты видишь тьму, грядущую съ востока,
Межъ тѣмъ какъ свѣтъ на западѣ сіяетъ,
И облако, сверкая бѣлизной,
Спускается, плывя среди лазури?
Божественное нѣчто въ немъ таится.
Встревоженный Адамъ не ошибался.
Воители небесные въ Эдемъ
Спустилися на облакѣ изъ яшмы,
И на холмѣ они расположились.
Покинувъ станъ (своимъ великолѣпьемъ
Плѣнившій-бы смущенный взоръ Адама,
Когда-бы страхъ его не отуманилъ),
Великій Вождь Небесныхъ легіоновъ
Пошелъ одинъ къ жилищу человѣка.
И съ трепетомъ Адамъ воскликнуль: — Ева!
Къ извѣстію великому готовься:
Намъ предстоитъ рѣшеніе судьбы
Своей узнать иль новые законы,
Предписанные Господомъ. Я вижу,
Какъ шествуетъ величественный воинъ,
Чья гордая осанка обличаетъ
Владыку въ немъ и князя свѣтлыхъ Силъ.
Онъ не суровъ и не внушаетъ страха,
Но, кротости не замѣчаю въ немъ,
Которая плѣняла въ Рафаилѣ.
Привѣтствовать его мнѣ подобаетъ
А ты пока отсюда удались!
— Сыны мои! Запретного плода
Отведавший, узнав добро и зло,
Стал человек бессмертному подобен.
Пускай гордится знанием своим,
Взамен добра приобретая зло.
В раскаянье он молит о прощенье, —
Ему вложил Я в душу эти чувства.
Мне ведомо, что, будучи свободным
В решениях, непостоянен сердцем
И слабости подвержен Человек.
Дабы руки и к Древу, Жизни также
Он не простер, изгнанию из Рая
Я осудил виновного. Пускай
Среди трудов возделывает землю,
Откуда взят: таков Мой приговор.
Ты, Михаил, Мою исполнишь волю:
Меж пламенных и грозных херувимов
Ты воинов достойных изберешь,
Которые должны святое место
Оберегать от новых смут врага.
Спеши туда и грешников чете
Ты объяви изгнание на-веки,
Но возвести печальный приговор
Им с кротостью и, если покорятся,
Не оставляй без утешенья их, —
Грядущее откроешь ты Адаму;
Напомни им, что семенем Жены
Нарушенный союз восстановится.
Тогда они, хотя с печалью в сердце
Покинут Рай, но с миром и надеждой.
Итак, в Раю, с восточной стороны,
Поставишь ты из херувимов стражу,
И пламенем сверкающих мечей
Устрашены да будут злые духи,
Что вздумали б коснуться Древа Жизни,
Дабы его плодами человека
Ввести в соблазн и обольстить вторично.
Умолк Господь, и был готов Архангел
Пуститься в путь со свитой херувимов,
Не знавших сна, четвероликих, светлых, —
Чью бдительность не властны усыпить
Волшебный жезл иль дивная свирель,
Что Аргуса стоокого сгубили.
Меж тем, заря приветствовала мир,
Разлив кругом росы благоуханье,
Когда Адам, а с ним праматерь Ева
Окончили молитву. Снизошла
На них с Небес живительная бодрость,
И в глубине отчаянья надежда
Блеснула им. И молвит муж жене:
— Легко тому я верую душою,
Что блага все нисходят к нам от Бога,
Но, чтоб могла смиренная молитва
К Господнему Престолу вознестись,
Я этому с трудом дерзаю верить.
Однако же, Господь услышал нас
И, ниспослав душе смятенной мир,
Он в памяти чудесно оживил
Великое Свое обетованье
О семени Жены, что сокрушит
Главу врага. Возрадуйся же, Ева,
Достойная праматерь человеков:
Через тебя жив будет человек,
И для него все будет жить в природе.
Но с грустию ответила она:
— Я имени такого недостойна —
Преступница, обрекшая тебя
Погибели! Но, в благости Своей,
Наш Судия меня — причину смерти,
Источником грядущей жизни сделал,
И ты ко мне исполнен снисхожденья
Великого. Идем трудиться в поле.
Мы провели всю эту ночь без сна,
Но утро знать усталости не хочет:
С улыбкою оно вступает в путь.
Не удалюсь я больше от тебя,
Куда бы труд ни призывал урочный;
Он сопряжен отныне с утомленьем,
Но может ли собою тяготить,
Пока живем среди садов Эдема?
Так будем же довольны жизнью нашей!
Так думала и так желала Ева
В смирении великом, но судьбою
Предрешено иначе было все.
Сиянье дня румяного померкло,
И с высоты вдруг ринулся орел,
Преследуя роскошно оперенных
Красивых птиц. Великолепный лев
Погнался вдруг за ланью и оленем,
Которые бегут к вратам восточным.
И говорит с тревогою Адам:
— Великие предвижу перемены
В грядущем я. Подобные явленья —
Предвестники Божественных решений:
Их Небо шлет, быть может, для того,
Чтоб возвестить о приближенье кары.
Надолго ли осталось жизни в нас?
Нам ведомо, что́, взятые из праха,
Со временем мы снова станем прахом, —
И больше мы не знаем ничего.
Ты видишь тьму, грядущую с востока,
Меж тем как свет на западе сияет,
И облако, сверкая белизной,
Спускается, плывя среди лазури?
Божественное нечто в нём таится.
Встревоженный Адам не ошибался.
Воители небесные в Эдем
Спустилися на облаке из яшмы,
И на холме они расположились.
Покинув стан (своим великолепьем
Пленивший бы смущенный взор Адама,
Когда бы страх его не отуманил),
Великий Вождь Небесных легионов
Пошел один к жилищу человека.
И с трепетом Адам воскликнул: — Ева!
К известию великому готовься:
Нам предстоит решение судьбы
Своей узнать иль новые законы,
Предписанные Господом. Я вижу,
Как шествует величественный воин,
Чья гордая осанка обличает
Владыку в нём и князя светлых Сил.
Он не суров и не внушает страха,
Но, кротости не замечаю в нём,
Которая пленяла в Рафаиле.
Приветствовать его мне подобает
А ты пока отсюда удались!
