Внутри себя создать изъ ада небо
Способенъ онъ и небо — сдѣлать адомъ.
Гдѣ буду я — не все-ли мнѣ равно?
Чѣмъ я ни стань — я все-же буду ниже
Того, Кто Самъ возвысился надъ нами,
Благодаря громамъ Своимъ. Свободнѣй
Мы будемъ здѣсь, откуда не изгонитъ
Всевышній насъ. Владычество свое
Здѣсь утвердимъ, и болѣе достойно —
Царить въ Аду, чѣмъ бытъ слугою въ Небѣ.
Но почему-жъ собратій по несчастью
На озерѣ забвенья оставляемъ
Томиться мы? Скорѣе призовемъ
Ихъ раздѣлить пріютъ нашъ злополучный
И, силы вновь соединивъ свои,
Испробуемъ, нельзя-ль отвоевать
Чего-нибудь у Неба и возможно-ль
Намъ что-нибудь утратить въ преисподней?
И Сатанѣ отвѣтилъ Вельзевулъ:
— Великій Вождь блистательныхъ дружинъ,
Которыя Одинъ лишь Всемогущій
Могъ побѣдить. Пускай раздастся голосъ
Могучій твой, будившій въ нихъ надежду,
Въ сраженіи одушевлявшій ихъ,
Когда кругомъ опасность угрожала.
Пускай они услышатъ этотъ голосъ,
Зовущій ихъ на приступъ — и они,
Паденіемъ съ высотъ неизмѣримыхъ
Поражены и ввержены въ огонь,
Вернутся вновь къ сознанью и воспрянутъ
Съ удвоенной отвагой для борьбы.
Едва успѣлъ отвѣтить Вельзевулъ
Какъ Сатана направился къ пучинѣ.
За плечи онъ откинулъ закаленный
Въ эфирѣ щитъ. Громадный этотъ щитъ
Наноминалъ блестящую луну,
Чей свѣтлый дискъ въ оптическія стекла
Разглядывалъ съ Фьезольской высоты
Тосканскій мужъ ученый Галилей,
Старавшійся на шарѣ испещренномъ
Найти слѣды иныхъ земель и горъ.
По глыбамъ раскаленнымъ Сатана
Шелъ далѣе нетвердыми шагами,
И посохомъ копье ему служило.
Предъ тѣмъ копьемъ — длиннѣйшая изъ сосенъ
Норвегіи, что срублена на мачту
Громаднѣйшаго въ мірѣ корабля,
Казалась-бы тростинкою ничтожной.
Давно-ль стопой воздушной своею
Онъ попиралъ небесную лазурь?
И какъ теперь и смрадъ, и духоту
Подъ огненными сводами жестоко
Онъ чувствовалъ, — но все-жъ, превозмогая
Страданіе, достигнулъ, наконецъ,
Онъ берега пылающей пучины.
Остановясъ, воззвалъ онъ къ легіонамъ.
То были тѣни ангеловъ былыхъ,
Разсѣяны, кругомъ они лежали,
Какъ желтые осенніе листы,
Которые въ дубравъ Этрурійской
Подъ куполомъ вѣтвей ея собой
Усыпали источникъ въ Валломброзѣ.
Такъ густо моря Чернаго прибрежье
Собой тростникъ поломанный покрылъ,
Когда своимъ дыханьемъ Оріонъ
Вдругъ взволновалъ пучину, потопивъ
Съ мемфисскою дружиной Бузириса,
Который обитателей Гессема
Преслѣдовалъ безжалостно. И тѣ
Взирали съ безопасныхъ береговъ
На мертвыя тѣла и колесницы
Разбитыя. Такъ, озеро усѣявъ,
Сподвижники лежали Сатаны,
И, пораженъ зловѣщей перемѣной,
Онъ голосомъ воскликнулъ громовымъ,
Раздавшимся въ глубокихъ недрахъ Ада:
— Властители могучіе, князья
И воины! Вы были лучшимъ цвѣтомъ
Теперь для васъ утраченныхъ, а преждѣ —
Родныхъ Небесъ. Возможно-ли безсмертнымъ
Подобному унынью предаваться?
Иль, можетъ быть, отъ подвиговъ своихъ
Вы здѣсь нашли себѣ отдохновенье,
Какъ будто-бы среди долины райской
Покояся? Быть можетъ, наконецъ,
Вы поклялись воздать Ему хвалу;
Повергшися предъ Тѣмъ, Кто побѣдилъ?
А Онъ, съ высотъ смотря на серафимовъ
И херувимовъ, побѣжденныхъ Имъ,
Въ уныніи лежащихъ межъ обломковъ
Оружія, растерзанныхъ знаменъ —
Увидѣвъ ихъ въ уничиженьѣ полномъ,
Пошлетъ Свои крылатыя дружины
За нами вслѣдъ. И те растопчутъ насъ
Иль съ помощью перуновъ пригвоздятъ
Насъ силою на днѣ пучины грозной!
Возстаньте-же не медля, пробудитесь, —
Иль падшими останьтесь на-всегда!
Услыша зовъ Вождя ихъ, на крылахъ,
Воспрянули они, подобно стражамъ,
Застигнутымъ вождемъ во время сна,
Которые, смущенно озираясь,
Стараются придти въ себя. Мученій
Они своихъ пока не сознавали,
Но голосъ Сатаны оцѣпенѣнье
Разсѣялъ вмигъ: покорные призыву,
Воспрянули безчисленные сонмы.
Не такъ-ли въ день, зловѣщій для Египта,
Единый взмахъ могучаго жезла
Въ пророческой десницѣ Моисея
Призвалъ собой съ востока саранчу,
Которая, подобно черной тучѣ,
Повисла вдругъ надъ царствомъ фараоновъ?
Не менѣе безчисленными были
И Духи зла, подъ сводомъ преисподней
Парившіе въ огнѣ, который ихъ
Со всѣхъ сторонъ охватывалъ. Но, вотъ,
Простеръ копье великій ихъ Султанъ —
И плавно все мгновенно опустились
На сѣру отвердѣлую, занявъ
Равнину всю своей громадной массой.
Такой толпы и сѣверъ многолюдный
Не извергалъ доселѣ изъ своихъ
Морозныхъ нѣдръ, когда сыны его,
Рейнъ иль Дунай широкій перейдя,
Подобные рѣкѣ, отъ Гибралтара
И до степей Ливійскихъ разливались.
Внутри себя создать из ада небо
Способен он и небо — сделать адом.
Где буду я — не все ли мне равно?
Чем я ни стань — я все же буду ниже
Того, Кто Сам возвысился над нами,
Благодаря громам Своим. Свободней
Мы будем здесь, откуда не изгонит
Всевышний нас. Владычество свое
Здесь утвердим, и более достойно —
Царить в Аду, чем быт слугою в Небе.
Но почему ж собратий по несчастью
На озере забвенья оставляем
Томиться мы? Скорее призовем
Их разделить приют наш злополучный
И, силы вновь соединив свои,
Испробуем, нельзя ль отвоевать
Чего-нибудь у Неба и возможно ль
Нам что-нибудь утратить в преисподней?
И Сатане ответил Вельзевул:
— Великий Вождь блистательных дружин,
Которые Один лишь Всемогущий
Мог победить. Пускай раздастся голос
Могучий твой, будивший в них надежду,
В сражении одушевлявший их,
Когда кругом опасность угрожала.
Пускай они услышат этот голос,
Зовущий их на приступ — и они,
Падением с высот неизмеримых
Поражены и ввержены в огонь,
Вернутся вновь к сознанью и воспрянут
С удвоенной отвагой для борьбы.
Едва успел ответить Вельзевул
Как Сатана направился к пучине.
За плечи он откинул закаленный
В эфире щит. Громадный этот щит
Напоминал блестящую луну,
Чей светлый диск в оптические стекла
Разглядывал с Фьезольской высоты
Тосканский муж ученый Галилей,
Старавшийся на шаре испещренном
Найти следы иных земель и гор.
По глыбам раскаленным Сатана
Шел далее нетвердыми шагами,
И посохом копье ему служило.
Пред тем копьем — длиннейшая из сосен
Норвегии, что срублена на мачту
Громаднейшего в мире корабля,
Казалась бы тростинкою ничтожной.
Давно ль стопой воздушной своею
Он попирал небесную лазурь?
И как теперь и смрад, и духоту
Под огненными сводами жестоко
Он чувствовал, — но все ж, превозмогая
Страдание, достигнул, наконец,
Он берега пылающей пучины.
Остановясь, воззвал он к легионам.
То были тени ангелов былых,
Рассеяны, кругом они лежали,
Как желтые осенние листы,
Которые в дубрав Этрурийской
Под куполом ветвей её собой
Усыпали источник в Валломброзе.
Так густо моря Черного прибрежье
Собой тростник поломанный покрыл,
Когда своим дыханьем Орион
Вдруг взволновал пучину, потопив
С мемфисскою дружиной Бузириса,
Который обитателей Гессема
Преследовал безжалостно. И те
Взирали с безопасных берегов
На мертвые тела и колесницы
Разбитые. Так, озеро усеяв,
Сподвижники лежали Сатаны,
И, поражен зловещей переменой,
Он голосом воскликнул громовым,
Раздавшимся в глубоких недрах Ада:
— Властители могучие, князья
И воины! Вы были лучшим цветом
Теперь для вас утраченных, а прежде —
Родных Небес. Возможно ли бессмертным
Подобному унынью предаваться?
Иль, может быть, от подвигов своих
Вы здесь нашли себе отдохновенье,
Как будто бы среди долины райской
Покояся? Быть может, наконец,
Вы поклялись воздать Ему хвалу;
Повергшися пред Тем, Кто победил?
А Он, с высот смотря на серафимов
И херувимов, побежденных Им,
В унынии лежащих меж обломков
Оружия, растерзанных знамен —
Увидев их в уничиженье полном,
Пошлет Свои крылатые дружины
За нами вслед. И те растопчут нас
Иль с помощью перунов пригвоздят
Нас силою на дне пучины грозной!
Восстаньте же не медля, пробудитесь, —
Иль падшими останьтесь на-всегда!
Услыша зов Вождя их, на крылах,
Воспрянули они, подобно стражам,
Застигнутым вождем во время сна,
Которые, смущенно озираясь,
Стараются придти в себя. Мучений
Они своих пока не сознавали,
Но голос Сатаны оцепененье
Рассеял вмиг: покорные призыву,
Воспрянули бесчисленные сонмы.
Не так ли в день, зловещий для Египта,
Единый взмах могучего жезла
В пророческой деснице Моисея
Призвал собой с востока саранчу,
Которая, подобно черной туче,
Повисла вдруг над царством фараонов?
Не менее бесчисленными были
И Духи зла, под сводом преисподней
Парившие в огне, который их
Со всех сторон охватывал. Но, вот,
Простер копье великий их Султан —
И плавно все мгновенно опустились
На серу отверделую, заняв
Равнину всю своей громадной массой.
Такой толпы и север многолюдный
Не извергал доселе из своих
Морозных недр, когда сыны его,
Рейн иль Дунай широкий перейдя,
Подобные реке, от Гибралтара
И до степей Ливийских разливались.
