_(page_33_crop).jpg)
Ночь напролетъ обладалъ я дѣвой сластолюбивой,
Коей не превзойдетъ въ хитростяхъ ласки никто.
Способовъ сотней измученъ, «будь мальчикъ!» ее попросилъ я:
Раньше всѣхъ просьбъ, мнѣ она съ перваго слова дала.
Нѣчто еще побезстыднѣй, смѣясь, краснѣя, спросилъ я:
Тутъ же развратница мнѣ все предложила сама.
Я ее даромъ имѣлъ, ты жъ, Эсхилъ, не получишь, а, если
Хочешь, и этотъ даръ дорого долженъ купить.
Ночь напролет обладал я девой сластолюбивой,
Коей не превзойдет в хитростях ласки никто.
Способов сотней измучен, «будь мальчик!» ее попросил я:
Раньше всех просьб, мне она с первого слова дала.
Нечто еще побесстыдней, смеясь, краснея, спросил я:
Тут же развратница мне все предложила сама.
Я ее даром имел, ты ж, Эсхил, не получишь, а, если
Хочешь, и этот дар дорого должен купить.
Сей сладострастникъ безмѣрный, столь многимъ дѣвамъ знакомый,
Лина стоять пересталъ органъ: языкъ, берегись!
Сей сладострастник безмерный, столь многим девам знакомый,
Лина стоять перестал орган: язык, берегись!
Хочешь ты даромъ ласкаться, ставъ безобразной, старухой.
Это — смѣшно: хочешь ты — дать и не хочешь ты дать.
Хочешь ты даром ласкаться, став безобразной, старухой.
Это — смешно: хочешь ты — дать и не хочешь ты дать.
