— 247 — !
шей частью подъ общимъ заг.іавіемъ «Серапіоновы Братья» и къ которымъ надо также причислить «Крошку Цахесъ», не такъ мрачны, нодчасъ даже привѣтливы и веселы. Въ «Стихійномъ Духѣ» стихіей является вода, и духа тамъ нѣтъ никакого. Но «Принцесса Брамбила» драгоцѣнная красавица, н кому она своей причудливостью не вскружить головы, у того нѣтъ головы. Гофманъ совершенно оригиналенъ. Тѣ, которые называютъ его иодражателемъ Жанъ Поля, не по-нимаютъ ни того, ни другого. Произведенія обоихъ имѣютъ противоположный другъ другу характеръ. Романъ у Жанъ Поля начинается въ высшей степени причудливо и шутовски и въ такомъ же тонѣ продолжается, и внезапно, прежде чѣмъ успѣешь опомниться, выплываетъ изъ него прекрасный, чистый душевный міръ, какой-нибудь освѣіценный луною, розовато цвѣтущій островъ пальмъ* который со всей своей тихой, благоуханной прелестью снова быстро погружается въ отвратительныя, пронзительно визжащія волны эсцен-тричнаго юмора. Передній фонъ Гофмановыхъ романовъ обыкновенно веселый, цвѣтущій, часто мягко трогательный; передъ вами пляшутъ удивительныя таинственныя существа, проходятъ набожный фигуры, дружелюбно и неожиданно кланяются странные человѣчки, и вдругъ изъ всего забав-наго міра скалить на васъ зубы отвратительная харя старой бабы, съ зловѣщею быстротой она корчить фатальнѣй-шія рожи, и исчезаетъ, и снова .уступаеть мѣсто спугнутымъ рѣзвымъ фигуркамъ, которыя опять продѣдываютъ свои за-бавнѣйшіе прыжки, но это все не можетъ разогнать овла-дѣвшаго нашей душой непріятнаго и цечальнаго чувства. О романахъ другихъ здѣшнихъ писателей я буду говорить въ моихъ слѣдующихъ письмахъ. Всѣ они имѣютъ ОДИНЪ и тотъ же характеръ. Таковъ вообще характеръ нѣмецкихъ романовъ. Его можно лучше всего понять, сравнивъ ихъ съ романами другихъ народовъ, напр., французовъ, англичанъ л т. д. Тогда видно, насколько внѣшнее положеніе писателей сообіцаетъ свой собственный характеръ романамъ данной національности. Англійскій писатель путешествуетъ въ обстановкѣ лорда или апостола, уже обагащенный гонора-ромь, или еще бѣдный, но все-таки путешествуетъ; молча н замкнувшись въ себѣ, наблюдаетъ онъ нравы, страсти, жизнь людей, и въ его романахъ отражается дѣйствительный міръ и дѣйствительная жизнь, часто въ ясномъ свѣтѣ (Гольд-смитъ), часто мрачно (Смоллетъ), но всегда правдивой вѣрно
(Фильдингъ). Французскій писатель постоянно живетъ въ