ВАТЕРЛОО.
При Ватерлоо погибли не только французы и императоръ; правда, французы сражались тамъ за свой собственный очагъ, но они были въ то же самое время священными когортами^ явившимися, какъ представители дѣла революціи, и ихъ императоръ бился здѣсь не только за свою корону, но и за знамя революціи, которое онъ несъ въ своихъ рукахъ; онъ былъ гонфалоньеромъ демократіи, точно такъ же, какъ Вел-лингтонъ явился штандартъ-юнкеромъ аристократы въ тотъ день, когда войска того и другого встрѣтились на Ватер-лооскомъ полѣ... И аристократія здѣсь побѣдила, побѣдили неправое дѣло застарѣлыхъ привилегій, низкое холопство и ложь, а потерпѣли пораженіе интересы свободы, равенства, братства, правды и разума, проиграло битву при Ватерлоо человѣчество. Мы въ Германіи не были проведены тѣми полномочными Тартюфами, которые, соединяя въ себѣ грубую силу съ трусливымъ лицемѣріемъ, объявляли въ своихъ прокламаціяхъ, что тутъ шла борьба только противъ одного человѣка, называвшаяся Наполеономъ Бонапарте; мы очень хорошо знали, что въ этомъ одномъ человѣкѣ побивали и насъ, издѣвались и надъ нами, распинали и наше тѣло, что на «Беллерофонѣ» перевозились въ ссылку и мы, что Гуд-сонъ Лоу мучилъ и насъ, что мученическій утесъ св. Елены былъ и нашею собственною Голгоѳою, и что Ватерлоо была наша первая станція на этомъ страдальческомъ пути!
Ватерлоо! Роковое имя! Много лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, а каждый разъ, какъ произносилось передъ нами это слово, всѣ змѣи безсильнаго гнѣва начинали шипѣть въ нашей груди и терзали нашъ слухъ, какъ язвительный хохотъ вра-говъ. И мы чувствовали тогда ихъ слюну на нашихъ по-
Сочппевія Генриха Гейне. Т. IV. 23