|
католическаго гимна; слова эти значатъ въ переводѣ: звамена ада приближаются къ намъ.
4—6. Не безъ умысла сравненъ Люциферъ съ мельницею, если вспомнить, что онъ зубами дробитъ по грѣшнику въ каждомъ изъ трехъ своихъ зѣвовъ Копишъ.
8. «Адскій вѣтръ, волновавшій, какъ мы видѣли, сперва море житейское (Ада I, 22—24), потомъ укрощенный блескомъ божественной молніи (Ада III, 133—134), и наконецъ явленіемъ божественнаго посла (Ада IX, 64—72), теперь съ большею яростію повѣялъ на поэта; но онъ беретъ въ защитники Виргилія, разумъ человѣческій, и смѣло идетъ ему на встрѣчу.» Копишъ.
10—13. Поэты вступаютъ въ послѣднее отдѣленіе Коцита, въ такъ-наз. Джіудекку (ст. 117), гдѣ казнится грѣхъ высочайшаго эгоисма — измѣна благодѣтелямъ и Богу. «Здѣсь полнѣйшая замкнутость души самой въ себѣ: все горе здѣсь таготѣетъ прямо на сердце; здѣсь грѣшники вполнѣ оцѣпенѣли во льду своихъ грѣховъ; здѣсь никакое человѣческое движеніе не имѣетъ уже мѣста: все тутъ окаменѣло какъ отъ окаменяющаго взгляда Медузы (Ада IX, 56—61 и примич.)» Копишъ.
17—18. Это созданіе, когда-то прекраснѣйшее и свѣтлѣйшее изъ Ангеловъ, теперь безобразнѣйшее чудовище, есть самъ Люциферъ, Вельзевулъ, Дисъ (имена у Данта однозначущія); возмутившись противъ своего Создателя, онъ вмѣстѣ съ своимъ воинствомъ былъ свергнутъ въ эту пропасть Архангеломъ Михаиломъ (Ада VII, 12).
