вращенную изъ Кадина въ Смоленскъ почту, за исключеніемъ писемъ Польскаго резидента, которыя предписано было немедленно послать заграницу, по назначенію. По этому послѣднему вопросу велѣно было даже узнать, по чьей неосмотрительности вмѣстѣ съ частными письмами были возвращены письма резидента[1].
Помимо этой грамоты, доказательствомъ нашего предположенія о вліяніи событій 1689 г. на введеніе перлюстраціи являются нѣкоторыя данныя изъ біографіи извѣстнаго медика Карбонари, пріѣхавшаго въ февралѣ 1689 г. въ Москву. Обнаружилось, что онъ завелъ обстоятельную переписку съ іезуитами въ Вѣнѣ, которыхъ подозрѣвали въ сочувствіи царевнѣ Софіи[2]; по этому поводу его нѣсколько разъ водили къ допросу въ Посольскій приказъ и, наконецъ, формально запретили ему заграничную переписку съ Вѣною.
Есть, къ сожалѣнію, свѣдѣнія, что не только правительство, но иногда чиновники — по собственному почину, иногда даже частныя лица, были не прочь просматривать проходящія по почтѣ письма и никакія печати не въ состояніи были удержать ихъ отъ этого. Въ концѣ 90-хъ годовъ императорскій посолъ Гваріентъ и австрійскій агентъ Плейеръ въ своихъ письмахъ неоднократно жалуются на это обстоятельство, порицаютъ „извѣстное любопытство этой подозрительной націи“, которое вынуждаетъ прибѣгать къ мѣрамъ осторожности, между прочимъ — къ шифровкѣ[3]; Плейеръ, преувеличивая и сгу-
- ↑ Т. II, № 79.
- ↑ Рихтеръ, „Исторія медицины въ Россіи“, ч. 2-я, М. 1815. Стр. 382 и сл.
- ↑ Guarient an den Grafen Sedlnitzkij (juni 1698): „...deroselben unter 15 undt 22 Maji abgelassene schreiben habe erhalten... Worauss der belieben zu fürohin Unterhaltenter correspondentz, undt sonst bezeügenter particulare propension mit mehrerem vergnüglichst Erlesen, alldieweilen aber, der discretion, und bekandter curiosität dieser argwohnerischen nation unterworffen bin, Jezuweilen doch nachdenklishe undt Ziffren requirirente particularitäten gern beysetzen mögte, habe ich einige buchstaben von denen mitgegebenen reichss — Zifre zu dem Ende beyschlossen“ (Dukmeyer, I, 101).
вращенную из Кадина в Смоленск почту, за исключением писем польского резидента, которые предписано было немедленно послать заграницу, по назначению. По этому последнему вопросу велено было даже узнать, по чьей неосмотрительности вместе с частными письмами были возвращены письма резидента[1].
Помимо этой грамоты, доказательством нашего предположения о влиянии событий 1689 г. на введение перлюстрации являются некоторые данные из биографии известного медика Карбонари, приехавшего в феврале 1689 г. в Москву. Обнаружилось, что он завел обстоятельную переписку с иезуитами в Вене, которых подозревали в сочувствии царевне Софии[2]; по этому поводу его несколько раз водили к допросу в Посольский приказ и, наконец, формально запретили ему заграничную переписку с Веною.
Есть, к сожалению, сведения, что не только правительство, но иногда чиновники — по собственному почину, иногда даже частные лица, были не прочь просматривать проходящие по почте письма и никакие печати не в состоянии были удержать их от этого. В конце 90-х годов императорский посол Гвариент и австрийский агент Плейер в своих письмах неоднократно жалуются на это обстоятельство, порицают „известное любопытство этой подозрительной нации“, которое вынуждает прибегать к мерам осторожности, между прочим — к шифровке[3]; Плейер, преувеличивая и сгу-
- ↑ Т. II, № 79.
- ↑ Рихтер, „История медицины в России“, ч. 2-я, М. 1815. Стр. 382 и сл.
- ↑ Guarient an den Grafen Sedlnitzkij (juni 1698): „...deroselben unter 15 undt 22 Maji abgelassene schreiben habe erhalten... Worauss der belieben zu fürohin Unterhaltenter correspondentz, undt sonst bezeügenter particulare propension mit mehrerem vergnüglichst Erlesen, alldieweilen aber, der discretion, und bekandter curiosität dieser argwohnerischen nation unterworffen bin, Jezuweilen doch nachdenklishe undt Ziffren requirirente particularitäten gern beysetzen mögte, habe ich einige buchstaben von denen mitgegebenen reichss — Zifre zu dem Ende beyschlossen“ (Dukmeyer, I, 101).
