«Вашъ покорнѣйшій слуга», сказалъ я, выскочивъ изъ нея, и приподнявъ мою шляпу. — «Мы удивлялись», сказалъ одинъ изъ нихъ, который, какъ я нашелъ, былъ любопытный путешественникъ, «что производило колебаніе этой кареты?» — «Оно, отвѣчалъ я холодно, — происходило отъ безпокойства человѣка, пишущаго предисловіе». — «Я никогда не слыхивалъ», сказалъ другой, который былъ просто путешественникъ: «о предисловия, писанномъ въ désobligeante». — «Да, — сказалъ я, — оно лучше бы вышло въ vis à vis».[1]
Но такъ какъ Англичанинъ путешествуетъ не для того, чтобы видѣть Англичанъ, я удалился въ свою комнату. —
Я замѣтилъ, что что то затемняло коридоръ болѣе, чемъ то могла произвести моя особа, подходя къ своей комнатѣ; это дѣйствительно былъ Mons. Dessein, хозяинъ отеля; онъ только что пришелъ отъ вечерни, и съ шляпой подъ мышкой слѣдовалъ за мною, напоминая мнѣ, что я его требовалъ. — Писанное предисловіе въ désobligeante совершенно разочаровало меня отъ нее; и Mons. Dessein, говоря про нее, пожалъ плечами такъ, что ясно было: этотъ экипажъ ни въ какомъ случаѣ не могъ мнѣ годиться; я тотчасъ вообразилъ, что онъ принадлежитъ какому нибудь невинному путешественнику, который, возвратившись домой, положился на честь Mons. Dessein, поручивъ ему взять за него что можно. — Четыре мѣсяца эта карета стояла уже въ углу двора Mons. Dessein, сдѣлавъ кругъ Европы. — Выѣхавъ съ того же мѣста и сильно пострадавъ на горѣ Цениса, она ничего не выиграла въ этихъ приключеніяхъ, и тѣмъ менѣе выиграла стояніемъ столькихъ мѣсяцевъ въ жалкомъ положеніи въ углу каретнаго двора Mons. Dessein. —
Но что много про это говорить; однако можно сказать нѣсколько словъ — когда нѣсколько словъ могутъ облегчить тяжесть горя, я ненавижу человѣка, который скупъ на нихъ. —
«Будь я теперь хозяиномъ этого отеля», сказалъ я, положивъ указательный палецъ на грудь Mons. Dessein: «я бы всячески старался сбыть эту désobligeante — она безпрестанно дѣлаетъ вамъ упреки, когда вы проходите мимо ея». — «Mon Dieu!»[2] — сказалъ Mons. Dessein: «мнѣ нѣтъ никакого разсчета»...
«Исключая того [сказалъ я], — который людей съ извѣстнымъ направленіемъ заставляетъ дорожить своими ощущеніями», и я увѣренъ, что человѣкъ, который чувствуетъ за другихъ также, какъ и за себя, — какъ вы ни скрывайте, всякая дождливая ночь должна производить на васъ тягостное впечатлѣніе — вы страдаете, Mons. Dessein, не менѣе самой кареты». —
