Старый, неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского и тотчас беспокойно и сердито оглянулся на всех, бывших в комнате.
— Генерал аншеф занят, — спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала страшно нахмурилось, губы его дернулись и задрожали, так что это движенье можно было принять за начало презрительной улыбки или рыдания.
Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и опять оглянул всех в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Все опустили глаза, исключая князя Андрея, который с спокойным любопытством смотрел на этого странного человека.[1] Генерал[2] видимо хотел что то сказать, но отвернулся и, как будто небрежно, начиная напевать про себя, произвел странный звук, который однако тотчас же остановился.
Дверь кабинета отворилась и в то же мгновение генерал с повязанной головой, как будто убегая от[3] опасности, нагнувшись, большими быстрыми шагами худых ног[4] подвинулся к двери.
— Вы видите несчастного Мака, — сказал он, поднимая голову и отчаянно взглядывая в[5] большое, широкое, мягкое,[6] неподвижно спокойное и тихо печальное лицо Кутузова, который стоял в дверях кабинета.
Почтительно наклонив голову и закрыв глаза, Кутузов пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. В доме, занимаемом главной квартирой, всё зашевелилось и зашептало, как в доме, в котором кто нибудь скоропостижно умер. Штабные сновали по дому, сообщая друг другу подробности разговора Мака с главнокомандующим, которого никто не мог слышать. Были уже сделаны распоряжения о выступлении некоторых частей войск. Очевидно было, что общее дело кампании имело уже много менее случайностей в пользу союзников.[7] Но из штабных, т. е. адъютантов и ординарцев, очень немногие делали эти соображения. Большая часть были просто рады тому, что, во-первых, побили нелюбимых австрийцев, во-вторых, что дело дойдет наконец и до русской армии — будет что нибудь новое, будет поход, будут награды.[8] Для князя Андрея в этом известии было больше радостного,
- ↑ Зачеркнуто: в лице которого выражались вместе фанатизм,
- ↑ Зач.: с злобой и отчаяньем отвернулся
- ↑ Зач.: взглядов
- ↑ Зач.: подошел ⟨побежал⟩
- ↑ Зач.: полное
- ↑ Зач.: изуродованное но
- ↑ Зач.: и что скоро дело должно дойти и до русской армии.
- ↑ Зач.: Князь Андрей с бумагами, которые были теперь уже очевидно не нужны, сошел вниз в комнату, занимаемую им вместе с Несвитским, бросил бумаги на стол и сердито оглянулся на Жеребцова, который, сидя на кровати с Несвитским, о чем то замолчал при его входе.
