и выражение нежности и раскаяния показалось на его содрогнувшихся губах.
[Далее со слов: Он злобно взглянул на Берга... кончая: ...с приятной улыбкой вышел из комнаты. — близко к печатному тексту. T. I, ч. 3, гл. VII.]
— Я свинья, — сказал Ростов, глядя в письмо (он читал в это время французскую приписочку Сони. Он видел как бы перед глазами ее черную косу, худые плечики, а главное, он видел и знал, что происходило в ее душе, когда она писала это письмо, как бы все это происходило в его собственной. Он чувствовал, как она колебалась написать слишком мало или слишком много, и чувствовал, как сильно и прочно она его любила).[1]
— Ах, какая я свинья! посмотри, что они пишут, — повторил он, покраснев при воспоминании о вчерашнем сновидении и не показав нагнувшемуся Борису тех строк, которые так сильно волновали его.
Он прочел ему следующее место из письма матери: «Думать, что ты, мой бесценный, обожаемый, несравненный Коко, находишься среди всех ужасов войны и быть спокойной и думать о чем нибудь другом, свыше моих сил. Да простит меня бог за мой грех, но ты один, неоцененный мой Коко, дороже мне всех моих детей». Расположенный к чувствительности вообще всем происшедшим с ним в последние дни и теперь приписочкой Сони, он и не мог без слез дочесть это письмо матери. Он заплакал, рассердился на себя и притворно засмеялся.
[Далее со слов: Что же, пошли за вином Гаврила? кончая: ...сказал Ростов, видимо думая о другом. — близко к печатному тексту. T. I, ч. 3, гл. VII.]
Помолчав несколько секунд, он весело и нежно взглянул в глаза Борису.
— Ну, что про глупости говорить, — сказал он, — расскажи же мне хорошенько про наших. Что папинька, что Жанлис? что Наташа моя милая, Петька? Он расспрашивал про всех, но не мог взять на себя спросить про Соню. Он не говорил тоже с Борисом о его отношениях с Наташей, как будто теперь он признавал, что это были детские глупости, которые теперь забыть надо.
Старик Гаврило принес вино и, так как все задушевное было переговорено или скорее ничего задушевного не было сказано, и очевидно было, что и не будет сказано, Борис предложил послать за изгнанным Бергом для того, чтоб и он мог принять участие в принесенной бутылке.
— Ну что эта немчура, — сказал Ростов, пока Берг еще не возвращался, — все такая же дрянь, весь на расчетцах.
- ↑ Вставлено позднее и зачеркнуто: он больно чувствовал, какая неизмеримая пучина разделяла тот мир наслаждений, которые он испытал три дня тому назад, от того склада наслаждений, о которых напоминало ему это письмо.
