Когда ему и случалось рассказывать про свое положение французам, он видел, что ему уже не могли верить, как поверил ему Рамбаль. И что верить в то, что он, богатый и невинный человек, находился в таком положении было им неприятно и трудно. Пьер сам как будто не верил тому, что он был прежде. Ему казалось, что всё, что было до дня казни, было очень, очень давно, десятки лет тому назад.[1]
Жизнь его началась — ему казалось — четыре недели тому назад. И эти 4 недели казались ему чрезвычайно длинны, несмотря на то, что он ничего не делал во всё это время. Он вставал рано. До обеда смотрел на двери балагана, на солнце, на небо, на пожарища Москвы, на чуждое ему вокруг балагана движение жизни французского лагеря, изредка переговариваясь с товарищами или караульными французами о самых ничтожных, неинтересных предметах. Потом обедал, слушал толки товарищей, потом подходил то к кружку игроков в шашки, то к сказочнику. Потом ходил взад и вперед по балагану и думал. Это было его любимое время в сумерках. В темноте вечером большей частью он разговаривал с Платоном, засыпал, и на другой день было то же самое.
Русское войско по тем естественным причинам, по которым всякое животное стремится туда, где оно может найти себе лучшее пропитание, передвинулось с Рязанской на Калужскую дорогу, французское войско, по столь же естественным причинам, добравшись последними усилиями до Москвы, остановилось в обильном, разрушенном городе, грабя его и, как стадо, топча под ногами, вырывая друг у друга тот корм, который бы мог пропитать,[2] ожидало только того[3] толчка, который бы выгнал его.
Вся французская армия[4] находилась в сожженной Москве не в конце кампании, а неожиданно в самой середине ее. Каждый[5] солдат чувствовал себя в положении человека, который, собрав последние усилия, взбежал на 20-ю ступеньку лестницы,
- ↑ Далее зач. автограф, написанный на полях зач. копии: Жизнь его как будто началась с того ⟨вечера⟩ ⟨первого разговора с Платоном Каратаевым⟩ вечера, как он, вслушиваясь во мраке балагана в слова ⟨этого крестьянина]⟩ своего соседа, ⟨смутно⟩ начал чувствовать значение того божьего суда, который руководил человеческим умом, как говорил Каратаев, и еще более почувствовал это Пьер, когда на другое утро он, со всеми другими пленными, поднимавшимися рано, проснулся ⟨до⟩ еще в сумерках рассвета и вышел к двери балагана ⟨День⟩ ⟨Погода была ясная, хорошая и теплая, солнце вставало на ясном небе. Пьер давно не видал этого⟩ в то время, как ясно и торжественно всходило солнце за далекими ⟨горами⟩ горизонтами Воробьевских гор. Далее на полях новый автограф.
- ↑ Зачеркнуто: их, оставалось в бездействии и
- ↑ Зач.: чтобы нужда
- ↑ Зач.: находилась в сожженной Москве ⟨неожиданно]⟩ ⟨в⟩, но чувствовалось
- ↑ Зач.: человек
