и поспешный,[1] что Пьер так же, как и все те, которые дожидались, испытывал одно непреодолимое[2] желание поскорее принять участие в этом движении. Все эти[3] люди, лошади как будто гнались какой-то невидимой силой туда вперед по Калужской дороге, помимо их воли. Все они в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали в горло воронки из разных улиц с одним и тем [же] стремлением скорее пройти, все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться и не успокаивались до тех пор, пока не[4] вступали в широкую Калужскую улицу.
Казалось, все эти люди испытывали теперь ввечеру, когда[6] они остановились посереди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе радостной поспешности стремительного куда-то движения. Остановившись, все как будто поняли, что не всегда будет так весело идти и идти куда-то, что[7] неизвестно еще, куда идут, и что на этом движеньи много будет тяжелого и трудного. Пьер[8] несколько устал, был голоден[9] и неприятное зрелище мертвеца, женщин[10] и всего разорения, которое он видел, было у него перед глазами.[11]
- ↑ В рукописи осталось незачеркнутым: что Пьер чувствовал
- ↑ В подлиннике: неопреодолимое
- ↑ Зачеркнуто: повозки
- ↑ Зач.: исчезали
- ↑ Автограф на двух листах.
- ↑ Зач.: зашло солнце, и холодные сумерки стали сгущаться над ними и вписано, кончая: вечера,
- ↑ Зач.: не сразу дойдешь куда-нибудь и что
- ↑ Зач.: испытывал это же чувство. Он
- ↑ Зач.: ноги его болели
- ↑ Зач.: воспоминание об оставленном больном и слова к[апитана? ], к[оторые] он слыхал,
- ↑ Зач.: ⟨Ему некогда однако было останавливаться на своих мыслях, да и он не хотел этого делать; его [то] туда, то сюда беспрестанно звали, чтобы служить переводчиком. Когда же он и освободился, он ни на минуту не позволял себе опускаться и выдумывал себе занятия, чтобы не предаваться своим мыслям. Он помогал⟩ ⟨Кроме того⟩ перед ужином полковник, имевший высшее начальство над пленными, призвал к себе Пьера и велел ему передать своим товарищам, что всех тех, которые вздумают отставать или попытаются бежать — велено пристреливать. Услыхав это приказание, Пьер нахмурился и сказал, что он приказания этого не намерен передавать и, не отвечая полковнику, говорившему еще что-то, ушел от него. Солдаты и офицеры стояли все вместе. Солдаты пленные (все) таскали дрова для костров и готовили котлы. Пьер помогал им ⟨и, столкнувшись с Каратаевым, подошел к его костру⟩. Каратаева он не встретил в этой большой толпе пленных, хотя шавка несколько раз подбегала к Пьеру. Поужинав похлебкой из ржаной муки с лошадиным мясом, Пьер ⟨устроился у костра на ночь рядом с товарищем чиновником, бывшим с ним в балагане, и другими двумя незнакомыми офицерами. Офицеры говорили о разорении Москвы и бранили французов⟩, поговорив с товарищами, улегся на ночь у костра с пленными офицерами. Пьер разговорился с ними. Один старичок, с отросшей щетиной седой бороды на сморщенном подбородке, рассказывал Пьеру свою историю.
