я найму работниковъ? Ихъ выгода меньше сработать, отдохнуть, а моя — чтобы они больше сдѣлали.
— Да ужъ вы какъ ни дѣлайте, онъ коли лѣнтяй, такъ черезъ пень колоду и будетъ валить.
— Ну вотъ я и хочу такъ устроить, чтобы ему была выгода работать хорошо.
— Если совѣсть есть, будетъ, a нѣтъ — ничего не сдѣлаетъ. Вотъ хоть бы Пименъ....
— Нѣтъ, вы слушайте, я вамъ растолкую. Если заставить васъ пахать, а Пимена чулки штопать, вѣдь не хорошо будетъ, — пропадетъ время, — надо, чтобы каждый дѣлалъ съ охотой.
— Да,[1] это извѣстно, что кто къ чему охоту имѣетъ, то и дѣлать надо.
— Нѣтъ, Агафья Михайловна, это Фурьеризмъ, — сказалъ, онъ улыбаясь. — Этаго нельзя устроить. Это хотѣли устроить, но надѣлали глупости. А надо только сдѣлать такъ, чтобы расчетъ былъ каждому хорошо работать.
Можетъ быть, Левинъ изложилъ бы Агафьѣ Михайловнѣ все содержаніе своей книги, въ которомъ онъ хотѣлъ особенно убѣдить кого нибудь именно потому, что нынче усумнился въ немъ, если бы въ это время не послышался колокольчикъ и стукъ колесъ.
— Ну вотъ вамъ и гости пріѣхали, не скучно будетъ, — сказала Агафья Михайловна, вставая и направляясь къ двери, но Левинъ перегналъ ее. Никогда, какъ нынче, онъ не былъ радъ гостю, какому бы то ни было, хоть Становому.
Въ концѣ Сентября была начата постройка двора на отданной артели землѣ, и было продано масло отъ коровъ и раздѣленъ барышъ. Дѣло шло. Левинъ ждалъ только поставки пшеницы, чтобы получить деньги и ѣхать за границу. Уже съ недѣлю лили дожди, не давая убрать оставшiеся въ полѣ хлѣба и картофель. Мокрая скотина съ ревомъ толпилась на выгонахъ; въ полѣ на жнивахъ была топь. Дороги были изрыты полными водой колевинами. Осина ужъ[2] оголилась; береза устилала вокругъ себя круги желтаго мелкаго листа. Еще сочный и мясистый листъ клена и липы валился густыми слоями на землю. Соломенныя крыши и стѣны построекъ чернѣли и прѣли подъ непрестанной мокротой, бабы подъ кафтанами на головахъ бѣгали отъискивать телятъ. Мужики бросали пахать и брались за постройки или домашнія работы.
Въ 4-мъ часу Левинъ вернулся домой, несмотря на кожанъ, промокшій отъ ручьевъ, стекающихъ то за шею, то за голенища
