его равнодушное отношеніе къ вопросамъ о книгѣ, перестали его о ней спрашивать. Иногда онъ объяснялъ себѣ это равнодушіе тѣмъ, что книга была слишкомъ высока, иногда тѣмъ, что она не нехороша, — нехороша она не могла быть, — но не нужна еще. Въ литературѣ тоже не было ни слова цѣлый мѣсяцъ. Сергѣй Ивановичъ расчитывалъ до подробности время полученія книги и писанія рецензій, но прошелъ другой, было тоже молчаніе. Только въ «Сѣверномъ Жукѣ», въ шуточномъ фельетонѣ о пѣвцѣ, спавшемъ съ голоса, было кстати сказано нѣсколько презрительныхъ словъ о книгѣ Кознышева, показывающихъ, что книга эта уже давно осуждена и предана на посмѣяніе. Наконецъ на 3-й мѣсяцъ въ серьезномъ журналѣ была критическая статья. Сергѣй Ивановичъ зналъ и автора статьи. Онъ встрѣтилъ его разъ у Голубцева. Это былъ неокончившій курсъ въ гимназіи фельетонистъ, очень бойкій какъ писатель, но ужасно робкій въ отношеніяхъ личныхъ. Сергѣй Ивановичъ помнилъ, что онъ старался его покровительствовать и развязать, но что за это фельетонистъ разсердился. Статья была ужасна. Очевидно, нарочно фельетонистъ понялъ всю книгу такъ, какъ невозможно было понять ее. Но онъ такъ ловко подобралъ выписки, что выходило похоже, и все это было остроумно въ высшей степени. Такъ зло остроумно, что Сергѣй Ивановичъ самъ бы не отказался отъ такого остроумія, — но это то было ужасно. Послѣ этой статьи наступило мертвое и печатное и изустное молчаніе о книгѣ, и Сергѣй Ивановичъ видѣлъ, что его 6-тилѣтній трудъ, выработанный имъ съ такой любовью и трудомъ, прошелъ безслѣдно. Онъ пережилъ тяжелое время, онъ переносилъ свое горе совсѣмъ одинъ, но положеніе его было еще тяжелѣе оттого, что окончаніе книги и неудача ея отнимали у него цѣлую отрасль занятій.
Онъ былъ уменъ, образованъ, здоровъ и дѣятеленъ и не зналъ, куда употребить теперь всю свою дѣятельность. Разговоры занимали въ Москвѣ большую часть времени, но онъ, давнишній городской житель, не позволялъ себѣ уходить всему въ разговоры, какъ это дѣлалъ его неопытный братъ. Оставалось еще много досуга и умственныхъ силъ. Часть этаго досуга онъ посвящалъ на общественную дѣятельность; онъ говорилъ и въ съѣздѣ, и въ собраніи, и въ комитетахъ, и въ обществахъ, но и этаго было мало. Онъ не зналъ, куда положить свою дѣятельность. Поэтому возникшій Славянскій вопросъ былъ для него находка. Онъ взялся за него и составилъ одинъ изъ центровъ деятельности въ Москвѣ. Проработавъ всю весну и часть лѣта, онъ только въ Июлѣ мѣсяцѣ собрался поѣхать въ деревню къ брату. Онъ ѣхалъ и отдохнуть на двѣ недѣли, и еще была у него цѣль — на мѣстѣ, въ деревенской глуши, видѣть тотъ подъемъ народнаго духа, въ которомъ онъ былъ убѣжденъ. Котовасовъ, давно сбиравшійся побываетъ у Левина, звавшаго его къ себѣ, поѣхалъ съ нимъ вмѣстѣ.
