— Странный, пустите ночевать.
Замолчала баба, а мужъ съ печи слушаетъ: что будетъ, ничего не говоритъ.
— Семенъ? ты что жъ молчишь. Пустить что ли?
— Да ты какъ знаешь. —
Накинула баба поддевку, пошла въ сѣни. Слышитъ Семенъ — отворила, пустила, идетъ сама босикомъ, за ней кто-то въ сапогахъ ступаетъ. — И говоритъ баба:
— Что жъ, грѣйся, ложись тутъ то. Огонь дуть не буду.
И слышитъ сапожникъ — отвѣчаетъ бабѣ голосъ тихій, нѣжный:
— Спаси тебя Господь, тетушка, я тутъ лягу.
— Ужинать хочешь, а то хлѣба.
— Нѣ, спасибо, тетушка.
И показалось Семену, что голосъ этотъ онъ слыхалъ прежде.
— Такъ я и огня дуть не буду. Ложись тутъ, сказала баба. Слышитъ, улегся странникъ на лавкѣ, а баба съ коника снялась, къ нему на печь лѣзетъ и легла подлѣ него.
Лежалъ, лежалъ Семенъ, все не спится ему, все объ томъ голомъ человѣкѣ думаетъ и какъ вспомнитъ, взыграетъ сердце, а какъ вспомнитъ объ кафтанѣ да о голенищахъ, заскребетъ на сердцѣ. Ворочается Семенъ, все думаетъ и слышитъ, и жена тоже не спитъ, все ворочается. — И заговорила жена:
— Сёма.
— А?
— Ты съ Спиридона то получилъ?
— Отдалъ.
— А Трифоновы заплатили?
— Онъ только съ извозу пріѣхалъ — отдалъ. Всѣхъ 6 съ полтиной принесъ.
Вздохнула жена, какъ разъ на тулупъ бы было. Какже намъ теперь безъ кафтана быть.
— Купить надо.
— Купить то, купить то [?]. А мука то опять дошла, да кадушку не миновать новую. — Что жъ ты и вправду нищему отдалъ?
— Да будетъ, Матрена.
— Да я не къ тому. Ты только скажи, зачѣмъ ты отдалъ.
— Зачѣмъ отдалъ? А ты зачѣмъ страннаго человѣка пустила?
— Я знаю зачѣмъ, что же ему мерзнуть какъ собакѣ: Отъ насъ не убудетъ, живы будемъ.
— Ну и я знаю.
И только (сказалъ) это Семенъ, какъ зарница освѣтила избу, показалось Семену, что его самый человѣкъ въ его кафтанѣ
