думаю, что не лучше ли бы было, если б я изменил всю свою жизнь и сделал бы именно то, что сказал молодой человек: перестал бы о жене и детях заботиться, а только бы о душе думал. Не даром и у Павла сказано: «женившийся печется о жене, а неженившийся о Боге».
Не успел договорить этого женатый, как напустились на него все бывшие тут женщины и его жена.
— Об этом нужно было раньше думать, — сказала одна из пожилых женщин.
— Надел хомут, так тяни. Этак и всякий скажет, что хочу спасаться, когда ему трудно покажется вести и кормить семью. Это обман и подлость. Нет, человек должен суметь в семье по-Божьи жить. А то так-то легко одному спасаться. Да и, главное, поступить так — значит поступить против учения Христа. Бог велел других любить, а этим вы для Бога других оскорблять хотите. Нет, у женатого свои определенные обязанности, и он не должен пренебрегать ими. Другое дело, когда семья уж поставлена на ноги. Тогда делайте для себя как хотите. А семью насиловать никто не имеет права.
Но женатый не согласился с этим. Он сказал: «Я не хочу семью бросать. Я только говорю, что семью-то и детей надо вести не по-мирски, не к тому, чтоб они приучались жить для своей похоти, а надо вести так, как вот мы говорили, чтобы дети смолоду приучались к нужде, к работе, к помощи людям и, главное, к братской жизни со всеми. А для этого нужно отказаться от знатности и богатства».
— Нечего других ломать, пока сам не по-Божьи живешь, — с горячностью сказала на это его жена. — Ты сам жил смолоду в свое удовольствие, за что же ты своих детей и свою семью мучить хочешь? Пускай вырастут в покое, а потом что захотят, то и будут делать сами, а не ты их заставляй.
Женатый замолчал, но бывший тут старый человек заступился за него.
— Положим, — сказал он, — нельзя женатому человеку, приучив семью к известному достатку, вдруг лишить ее всего этого. Правда, что если уж начато воспитание детей, то лучше окончить его, чем всё ломать. Тем более, что возросшие дети сами изберут тот путь, который найдут для себя лучшим. Я согласен, что семейному человеку трудно и даже невозможно без греха переменить свою жизнь. Вот нам, старикам, это
