Такъ что жъ это? Зачѣмъ? Не можетъ быть. Не можетъ быть, чтобъ такъ безсмысленна, гадка была жизнь? А если точно она такъ гадка и безсмысленна была, такъ зачѣмъ же еще умирать?
Но сколько онъ ни повѣрялъ оба положенія: 1) о томъ, что вся жизнь была глупость и — первое — гадость, и 2) о томъ, что онъ навѣрное умираетъ, — оба[1] настоятельно требовали того, чтобы И. И. призналъ ихъ. Въ жизни ничего не было, и что смерть была тутъ, гдѣ то внутри — это говорило все существо его, но онъ не хотѣлъ признать этого.
И съ сознаніемъ этого, да еще съ болью физической, да еще съ ужасомъ надо было ложиться въ постель, часто не спать[2] отъ боли, вставать, одѣваться, ѣхать въ судъ, говорить, писать, а если и не ѣхать, дома быть съ тѣми же 24 часами въ сутки, изъ которыхъ каждый былъ мученіемъ. И жить такъ на краю погибели одному, безъ однаго человѣка, который бы понялъ и пожалѣлъ.
К главе VIII.
Былъ консиліумъ. М. М., Н. Н. ничего не понимали, но притворялись, что они понимаютъ и уважаютъ непонятное мнѣніе другъ друга и что они очень заняты. ⟨Иванъ Ильичъ тоже притворялся, что онъ вѣритъ имъ и что они ему нужны. Ему ничего не нужно было.⟩
- ↑ Зачеркнуто: были несомнѣнная правда.
- ↑ Зач.: и одну, и двѣ, и три ночи, и десять, и двадцать, и сорокъ ночей. И онъ лежалъ такъ ночи. Бродилъ днемъ и лежалъ ночью.