— Никогда она не успокоится, — мрачно сказалъ Вильгельмсонъ. — Теперь изъ себя выходитъ, чтобы дали свиданіе матери Николаевой въ крѣпости. Ну, да она найдетъ о чемъ безпокоиться.
— Видаюсь и съ Катей, — сказала Марья Павловна, — хорошая она натура, да ужъ очень изломала ее жизнь. Тщеславіе и кокетство и больше ничего.
— Да, не такъ какъ ты, — сказалъ Вильгельмсонъ.
— Главное — праздность, — продолжала Марья Павловна. — Однако тутъ есть перемѣна: она стала теперь шить себѣ бѣлье сама.
— Какъ я вамъ благодаренъ.
— Я хотѣла ее устроить въ больницу ходить за дѣтьми, такъ обидѣлась, не захотѣла.
— Это было бы прекрасно, — сказалъ Нехлюдовъ, — я поговорю ей.
— А знаете что, — сказала вдругъ Марья Павловна и покраснѣла: — Вы простите меня, но, можетъ быть, ее мучаетъ неопредѣленность ея положенія относительно васъ.
— То есть какъ?[1]
— Какъ вы къ ней относитесь? Что вы хотите?
— Я хочу жениться на ней, — сказалъ Нехлюдовъ, чувствуя какъ кровь у него [прилила] къ лицу и головѣ и отлила отъ рукъ.
— Я думаю, что она сомнѣвается и что эта неопредѣленность мучаетъ ее.
— Вы думаете?
— Да.
Въ это время привели Маслову, но не оставили ее въ общей, какъ тотъ разъ, а тотчасъ же провели въ маленькую комнатку, называемую адвокатскую, гдѣ адвокаты бесѣдуютъ съ кліентами. Нехлюдовъ послѣдовалъ за ней. Катюша была веселѣе обыкновеннаго. Она обрадовалась, увидавъ его.
— Ну, какъ вы жили? — спросилъ онъ.
— Хорошо. Марью Павловну видаю иногда, но рѣдко. А вы какъ?
— Я съѣздилъ въ деревню. Былъ въ Пановѣ.
Не успѣлъ Нехлюдовъ выговорить это слово, какъ какая то перепонка затмила свѣтъ ея глазъ, лѣвый глазъ сталъ косить, и лицо приняло серьезное выраженіе.
— Вотъ привезъ вамъ. Помните?
Онъ подалъ ей фотографическую карточку.
Она взглянула, нахмурилась и опустила на колѣни руку, въ которой держала карточку.
- ↑ Зачеркнуто: — Мнѣ говорили, что вы хотите жениться на ней. — Да, я ей говорилъ, но она не хочетъ. — Я думаю, надо окончательно рѣшить этотъ вопросъ, чтобы она знала, что ее ожидаетъ.
