другой совершенно противуположный ему, кутила адъютантъ. Онъ друженъ былъ съ нимъ съ дѣтства и потому общался съ нимъ. Семейство было только одно: двоюродная сестра, замужемъ за богатымъ празднымъ дворяниномъ, охотникомъ и хозяиномъ.
28-го Ноября, вставъ утромъ, онъ нашелъ на своемъ столѣ письма и телеграммы и одну повѣстку о томъ, что онъ назначенъ присяжнымъ въ судъ на сессію отъ 3 до 22 Декабря. Такъ ему было скучно и пусто, что онъ обрадовался этой повѣсткѣ. По крайней мѣрѣ было дѣло, которое надо дѣлать и въ которомъ можно быть полезнымъ навѣрное.[1]
Въ послѣднее время, живя въ Москвѣ, онъ былъ въ самомъ дурномъ духѣ. Онъ переживалъ ту обычную, переживаемую такъ или иначе каждымъ человѣкомъ нашего времени и нашего круга внутреннюю борьбу: зачѣмъ я живу? Что мнѣ дѣлать? Какъ употребить мою жизнь? Отвѣтъ, даваемый исповѣдуемой всѣми его окружающими религіей, не удовлетворялъ его, своего отвѣта не было, и была тоска, и надо было какъ нибудь заглушить ее. Онъ пробовалъ это. Пріѣзжалъ его пріятель изъ Саратова — Предводитель. Они вмѣстѣ ужинали, пили и даже поехали къ женщинамъ. Но не только не стало легче, но было еще скучнѣе. Все было нелѣпо. И въ этой нелѣпости были виноваты всѣ, только не онъ. Онъ всего хотѣлъ хорошаго: хотѣлъ и равенства людей, и богатства всѣхъ, и нравственности всѣхъ, а все шло на выворотъ. И нельзя было ни сжиться съ этой нелѣпостью, нельзя было и жить среди нея.
Въ такомъ настроеніи онъ 3-го Апрѣля поѣхалъ въ Окружный судъ.
- ↑ Зачеркнуто: 3-го Декабря въ 1/2 11 онъ входилъ въ судъ.
