или когда она робко и преданно смотрѣла на него, или когда разъ, въ минуту ласокъ, обхватила его лицо руками и, глядя ему въ глаза, сказала: «Ничего для тебя не жалѣю. Люблю, и все тутъ».
Все это казалось ему очень хорошо. Непріятно было только вспоминать самыя послѣднія непоэтическія отношенія и больше всего та минута, когда онъ послѣ обѣда въ день отъѣзда, выждавъ ее въ сѣняхъ, простился съ ней и сунулъ ей за платье конвертъ съ деньгами. Тутъ было что то ужасно непріятное. Она покраснѣвъ хотѣла вынуть назадъ этотъ конвертъ, но онъ тоже сконфузился, остановилъ ее и, пробормотавъ что то въ родѣ: «нѣтъ, возьми», убѣжалъ отъ нее.
Всѣ эти мысли и воспоминанія бродили въ головѣ. Но раскаянія о томъ, чтò онъ сдѣлалъ, не было никакого, не было потому, что онъ не думалъ совсѣмъ о другихъ, а думалъ только о себѣ. Тотъ прежній человѣкъ, который два года тому назадъ жилъ въ этомъ же тетушкиномъ домѣ и читалъ Тургенева съ Катюшей и краснѣлъ и путался въ словахъ морщившимися губами, не только отсутствовалъ, но былъ совершенно заслоненъ и забытъ. Все, что думалъ тотъ человѣкъ объ отношеніяхъ мущины и женщины, о бракѣ, было совершенно неизвѣстно теперешнему человѣку.
Теперь властвовавшій въ немъ человѣкъ не то что побѣдилъ какими нибудь своими аргументами того человѣка, — онъ не могъ бы побѣдить, онъ это зналъ. Но онъ просто не зналъ всего того, что думалъ и чувствовалъ тотъ прежній человѣкъ. Тотъ былъ одинъ, а теперь другой. Въ теперешнемъ человѣкѣ было главное — чувство радости о томъ, что его всѣ любятъ, и желанія быть любимымъ и слѣпаго до послѣдней степени расцвѣтшаго эгоизма избалованной богатствомъ и роскошной жизнью молодости, не знавшаго никакихъ стѣсненій и преградъ. Не было этому эгоизму преградъ внѣшнихъ: общественное положеніе и богатство уничтожали большинство преградъ, и не было преградъ совѣсти — внутреннихъ, потому что совѣсть въ этомъ его состояніи замѣнялась общественнымъ мнѣніемъ людей его среды. Въ этомъ то и была прелесть такого отдаванія себя потоку, что, подчиняя себя общественному мнѣнію своей среды, получалась совершенная свобода. Стоило только отдаться своимъ страстямъ, и выходило то, что дѣлалъ то, чтò всѣ дѣлали, и получалось одобреніе всѣхъ, и получалась полная свобода для удовлетворенія своихъ страстей. Теперь о томъ своемъ отношеніи къ Катюшѣ онъ зналъ, что онъ поступилъ такъ, какъ всѣ поступаютъ, какъ поступилъ — онъ зналъ — его дядя, у котораго былъ незаконный сынъ отъ такой случайной интриги, какъ, завидуя, желалъ бы поступить Шёнбокъ, какъ поступаютъ сотни людей и въ дѣйствительной жизни и въ романахъ. Одно — надо оставить ей денегъ. И это онъ сдѣлалъ, положивъ ей, прощаясь съ ней, конвертъ съ сторублевой бумажкой за
