Разгонять свои мысли, чтобы дать место книжным, — по-моему, все равно, что продавать свою землю, чтобы повидать чужие, — в чем Шекспир упрекал путешественников своего времени.
Вредно даже читать о предмете прежде, чем сам не пораздумал о нем. Ибо вместе с новым материалом в голову прокрадывается чужая точка зрения на него и чужое отношение к нему, и это тем вероятнее, что человеку естественно из лености и равнодушия стараться избавиться от усилий мышления и прижимать готовые мысли и давать им ход. Эта привычка затем вкореняется, и тогда мысли уж идут обычной дорожкой, подобно ручейкам, отведенным в канавы: найти собственную, новую мысль тогда уже вдвойне трудно. От этого-то и встречается так редко самостоятельность мысли у ученых.
Очень часто слышишь, что люди в подтверждение своего мнения говорят: это говорит наука. Но наука сама по себе не имеет никаких доказательств своей истинности, кроме уверенности людей, что истинно все то, чтò она говорит. И потому науке так же нельзя верить, как церкви, если она утверждает свою истинность на том, что она — наука.
Мудрость не в том, чтобы много знать. Всего знать мы никак не можем. Мудрость и не в том, чтобы знать как можно больше, а в том, чтобы знать, какие из наук самые нужные, какие меньше и какие еще меньше нужны. Из всех наук, нужных человеку, самая важная наука это наука о том, как жить хорошо, т. е. так, чтобы я мог получить как можно больше блага, такого блага, которое не мешало бы, но содействовало бы благу всех людей. Часто, очень часто в наше время люди учатся, с трудом отыскивая учителей, всяким самым ненужным наукам, а не учатся этой одной, которой коротко и ясно обучали людей все великие религиозные учителя мира.
Надо много учиться, чтобы сознать, что знаешь мало.
