«Никто не отнимает ее у меня, но я сам отдаю ее. Имею власть отдать ее, и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил я от Отца моего». (Иоанна, гл. 10, ст. 17—18.)
Слова эти значат то, что человеку должно отдавать жизнь телесную для жизни духовной.
Кто в своем умирающем теле не видит себя, тот знает истину жизни.
Надо приучить себя, когда сходишься с человеком, в душе говорить себе: буду думать только о нем, а не о себе.
Если бы ты и хотел этого, ты не можешь отделить твою жизнь от человечества. Ты живешь в нем, им и для него. Твоя душа не может освободиться от того требования самоотвержения, в которое она поставлена, потому что мы все сотворены для взаимодействия, как ноги, руки, глаза, а взаимодействие невозможно без самоотречения.
Высшее благо дано тому, кто ищет только праведности. Быть самоотверженным значит быть сильным, и мир у ног того, кого он не может соблазнить.
Как глубоки слова Лао-Тсе о том, что совершенство, польза и значение и употребление только в пустоте: ступица, сосуд, двери. Для человека высшая и сила, и польза, и благо — в признании основой жизни того, чтò не имеет никакого вида, того, чтò представляется ничем, пустотою.
Ничто так ясно не показывает того, что жизнь наша истинная в самоотвержении, как потребность, испытываемая многими, в жертве и страдании. Стремление это бывает временами, но оно тем не менее естественно. То, что оно бессмысленно часто, тем более подтверждает его естественность.