пресыщенных уродливое и искусство голодных — грубое, жалкое; как оно и есть. И потому в этом первом роде искусства-игры ценно только то искусство, кот[орое] доступно всем, увеличивает радости всех. Если оно таково, то оно не дурное дело, в особенности если оно не требует увеличения труда угнетенных, как это происходит теперь. (Можно бы и нужно бы лучше выразить.)
Но есть еще и другое искусство, которое вызывает в людях лучшие и высшие чувства.
Сейчас написал это, то, что я говорил не раз, и думаю, что это неправда:
Искусство только одно, и состоит в том, чтобы увеличивать радости безгрешные общие, доступные всем — благо человека. Хорошее здание, веселая картина, песня, сказка дает небольшое благо, возбуждение религиозного чувства любви к добру, производимое драмой, картиной, пением, дает большое благо. —
2) Что я думал об искусстве, это то, что ни в чем так не вредит консерватизм, как в искусстве.
Искусство есть одно из проявлений духовной жизни человека, и потому, как если животное живо, оно дышит, выделяет продукт дыха[ния], так если человечество живо, оно проявляет деятельность искусства. И потому в каждый данный момент оно должно быть — современное — искусство нашего времени. Только надо знать, где оно. (Не в декадентах музыки, поэзии, романа.) Но искать его надо не в прошедшем, а в настоящем. Люди, желающие себя показать знатоками искусства и для этого восхваляющие прошедшее искусство — классическое и бранящие современное — этим только показывают, что они совсем не чутки к искусству.
3) Рачинский говорит: заметьте, что в одно время с распространившимся употреблением наркотиков 17 века начались и поразительные успехи наук, в особенности естественных. Не от этого ли, я говорю ему, и произошло ложное направление науки — изучение того, что не нужно человеку, а есть предмет праздного любопытства, или нужно, но не есть единое на потребу? Не от этого ли заброшено так, именно с этого времени, единое на потребу, т. е. решение вопросов нравственных и приложение их к жизни?
