Е. В. Молоствова посетила Ясную поляну впервые 26 апреля 1905 г., вторично — 14 мая 1906 г., затем — летом 1908 г., 21 февраля 1910 г. (в это свое посещение Е. В. Молоствова сообщила Толстому некоторые подробности о катастрофе на Ходынском поле в Москве в 1896 г., чему она сама была свидетельницей; этими подробностями Толстой воспользовался в своем рассказе «Ходынка») и 21—22 октября 1910 г. Письмо Толстого к Е. В. Молоствовой от 15 июня 1904 г. напечатано в «Календаре для каждого на 1916 год», составленном А. С. Зоновым, М. 1916, стр. 179.
131. 5230. Дарвина. — Мысли Толстого о дарвинизме см. также в его Дневниках 1907—1908 гг., т. 56.
132. 5233—531. Шопенг[ауер] неправ, говоря..... едины. — Мысль Шопенгауера, против которой возражает Толстой, развита Шопенгауером в его сочинении: «Die beiden Grundprobleme der Ethik» («Две основные проблемы этики»). Здесь он говорит: «Индивидуация — простое явление, возникающее с помощью пространства и времени, которые есть не что более, как обусловленные моей мозговой познавательной способностью формы всех ее объектов: поэтому множественность и различие индивидуумов тоже есть простое явление, т. е. имеются лишь в моем представлении. Моя истинная, внутренняя сущность существует в каждом живущем столь же непосредственно, как она в моем самосознании сказывается лишь мне самому. — Именно это убеждение, для которого в санскрите имеется постоянное выражение в формуле tat twam asi, т. е. «это ты», — именно оно выступает в виде сострадания, так что на нем основана всякая подлинная, т. е. бескорыстная добродетель, и его реальным выражением служит всякое доброе дело. Именно к этому убеждению обращается в последнем счете всякая апелляция к милосердию, человеколюбию, к снисхождению: ибо такая апелляция есть напоминание о том соображении, что мы все составляем одну и ту же сущность... Всякое вполне чистое благодеяние, всякая совершенно и действительно бескорыстная помощь, имеющая, как такая, своим исключительным мотивом беду другого, собственно говоря, если исследовать дело до последнего основания, есть таинственный поступок, практическая мистика, так как поступок этот в конце концов возникает из того же самого убеждения, которое составляет сущность всякой подлинной мистики, и ему нельзя дать никакого другого, истинного объяснения. Ибо если кто-нибудь хотя бы только подает милостыню, не имея при этом никакой другой цели, даже самой отдаленной, кроме как облегчить тяготеющую
