В ответ на эту статью Толстой продиктовал письмо Меньшикову, в котором писал, что прочтя статью Меньшикова, он, к своей «большой и неожиданной радости», «не испытал не только неприятного чувства, но, напротив, одно из самых желательных и дорогих мне чувств — не просто доброжелательства, а прямо любви к вам, — той самой любви к обижающим, к которой я давно стремлюсь и только изредка испытываю, — то чувство, которое лежит в душе каждого человека, и только потому, что оно лежит в душе каждого человека, как высшая истина открыто и предписано учением Христа. Не знаю, почему: по прежнему ли нашему общению или по особенности вашей личности, по отношению к вам мне не нужно было даже вызывать это чувство в себе: оно само собой естественно возникло и побуждает меня сообщить вам о нем и просить вас постараться вызвать в себе то же чувство».
Для того чтобы его переписка с Меньшиковым не потеряла своего задушевного характера, Толстой просил H. Н. Гусева, которому он продиктовал свое письмо, не показывать его никому, не говорить о нем и не делать копии с него в копировальной книге, в которой оставлялись копии всех писем Толстого; просил даже написать Меньшикову, чтобы в случае его ответа он отправил письмо в конверте без печатного адреса «Нового времени», чтобы конверт не возбудил любопытства домашних. Однако, ответа от Меньшикова не было, хотя письмо Толстого было им получено.
Письмо Толстого печатается по записи, сохранившейся у H. Н. Гусева.
388. 14515. Работал над Кругом — над «Новым кругом чтения» («На каждый день»).
389. 1463—8. Мальчик в..... Бога. — Сюжет о сыне слепого нищего возник у Толстого после того, как к нему пришел, очевидно, за материальной помощью слепой крестьянин с сыном восьми лет. У Толстого явилось желание устроить куда-нибудь этого мальчика, о чем он и просил своих знакомых, между прочим А. А. Гольденвейзер. Об этом рассказывает А. Б. Гольденвейзер в своем дневнике «Вблизи Толстого» (т. I, М. 1922, стр. 216, запись от 1 июля 1908 г.):
«Лев Николаевич сказал моей жене:
— Анна Алексеевна, возьмите мальчика.
Недоумение...
— Правда, я всех буду спрашивать. У меня был слепой крестьянин, такой хороший, и с ним мальчик — сын восьми лет. Его бы куда пристроить. Такой хороший мальчик! Я слепого спрашивал. Он живет ничего. Трое детей. Что же жена? — Хорошая женщина. — Так мне это понравилось, как он сказал. А мальчик хороший. Я всё думал, что если бы помоложе, для писателя это такой сюжет! Как такой мальчик попадает в город, в чужие люди, и что из него потом в жизни выйдет».
