комедіей. Немножко подвигается и то и другое. Ѣздилъ верхомъ съ Тр[убецкимъ], очень пріят[но] по ѣздѣ, но скучно отъ него и его лести. Обѣдъ. Недоброе чувство къ Сер[ежѣ], съ к[оторымъ] (не съ Сер[ежей], а съ чувствомъ) недостаточно борюсь. Но зато оч[ень] хорош[ее] чувство къ Сонѣ. Помогай Б[огъ]. Вечеромъ пріѣхала совсѣмъ дикая дама съ нефтянымъ двигателемъ и упряжкой à l’anglaise[1] и tout le tremblement.[2]
Нынче, 3-го, всталъ рано и сейчасъ же взял[ся] зa обѣ вещи и, не одѣваясь, поправилъ. Ходилъ гулять. Оч[ень] усталъ. Еще немного позанялся обѣими вещами, и записать:
1) Все никакъ не пріучусь жить только для себя, только передъ Нимъ, не думая о мнѣніи людей. Не могу пріучиться, п[отому] ч[то] требованія души передъ Нимъ такъ переплелись съ желаніемъ, — во многомъ и совсѣмъ совпадаютъ — одобренія людей, что никакъ [не] отдѣлишь одного отъ другого. А какъ страшно нужно: какая слабость, тревога, неопредѣленность, когда думаешь о мнѣніи людскомъ, и какая свобода, спокойствіе, всемогущество, когда живешь только для себя передъ Нимъ!
Ѣздилъ съ Душаномъ. Вечеромъ хорошій разговоръ съ Николаевымъ. Все тоже чувство къ Сер[ежѣ], но борюсь.
4 Іюня. Всталъ рано. Оч[ень] хорошо обошелся съ просителями, гулялъ. Потомъ письма. Одно серьезное по отвѣту на эпидемію писательства. Сталъ заниматься комедіей и бросилъ съ отвращеніемъ. Предисловіе поправилъ порядочно. Вышелъ послѣ работы усталый; и десятокъ бабъ, и я дурно велъ себя, не съ ними, а съ милымъ, самоотверженнымъ Душан[омъ]. Упрекнулъ его. Все стало противно.
Поѣхалъ съ Душ[аномъ]. Ѣздилъ хорошо. Вернулся и засталъ черкеса, приведшаго Прокофія. Ужасно стало тяжело, прямо думалъ уйти.
[3][5 июня.] И теперь, нын[че], 5 утромъ не считаю этого невозможнымъ.
Пришла милая, милая Таничка. Я всхлипнулъ, говоря съ ней. И этимъ я б[ылъ] гадокъ. Все я, я, мое удовольствіе, а не