лжи, и имъ для того, чтобы человѣкъ, какъ и всякій другой съ сердцемъ, любящимъ добро и ненавидящимъ зло, и разумомъ, имѣющимъ одну цѣль отличать ложь отъ истины, для того, чтобы человѣкъ могъ жить во лжи и злѣ и служить имъ, онъ долженъ былъ уже прежде закрыть глаза на истину и продолжать дѣлать любимое имъ зло. А ширмы эти однѣ и тѣ же у всѣхъ: историческое воззрѣніе, объективный взглядъ, забота о другихъ и устраненіе вопроса о своемъ отношеніи къ добру и истинѣ. Это дѣлаетъ Аксаковъ, это дѣлаетъ Соловьевъ,2 это дѣлаютъ всѣ богословы, это дѣлаютъ всѣ государственные люди, политико-экономы, это дѣлаютъ всѣ, кто живетъ противно истинѣ и добру и которымъ нужно оправдаться передъ самимъ собой.
(Ев. Іоанна III, 19—21). Нельзя сказать этого яснѣе, чѣмъ тамъ сказано. Изъ этого я дѣлаю тотъ выводъ, что, по отношенію къ этимъ людямъ, не надо метать бисеръ, а надо выработать въ себѣ извѣстное отношеніе къ нимъ, при которомъ не тратились бы напрасно силы. Разсужденіе же съ ними не только праздное дѣло, но вредное для нашей цѣли. Они раздражать васъ вызовомъ на что-нибудь лишнее, неточное и, забывая все главное изъ того, чтò вы сказали, привяжутся къ одному этому. Отношеніе къ нимъ, которое я стараюсь выработать въ себѣ и совѣтую другимъ, такое же, какое мое отношеніе къ развращенному, пьяному ухарю, который хочетъ втянуть въ свой развратъ моего 16-ти лѣтняго сына. Я жалѣю этого развратника, но не буду исправлять его, потому что знаю, что это невозможно. Онъ отпѣтый — и только меня передъ сыномъ подниметъ на смѣхъ. Не буду тоже удалять моего сына насильно отъ него, потому что сыну моему неизбѣжно не нынче, такъ завтра встрѣтиться съ нимъ и съ его подобными; я даже не буду стараться передъ сыномъ разоблачить его гадость. Надо, чтобы сынъ самъ открылъ ее. А я буду стараться наполнить душу своего сына такимъ содержаніемъ, чтобы соблазны молодца не захватывали его, а то потратишь силы, которыхъ и такъ мало, на метаніе бисера, да еще затопчутъ и растерзаютъ — не меня и васъ, и NN, а затушатъ маленькій брежущій свѣтъ среди тьмы.
И вотъ этимъ отступленіемъ я прямо нечаянно подошелъ ко второму и главному пункту вашего письма. Но какъ же раскрывать глаза людямъ, спасать ихъ отъ соблазновъ распутниковъ,
