Толстой намерение свое относительно печатания в «Ниве» третьей части «Воскресения», по получении ответа А. Ф. Маркса, изменил. Третья часть печаталась в «Ниве» в 1899 г. См. письмо № 162.
1899 г. Августа 25. Я. П.
Вопросъ вашъ о томъ, имѣете ли вы и вообще человѣкъ право убить себя? — неправильно поставленъ. О правѣ не можетъ быть рѣчи. Если можетъ — то и имѣетъ право. Я думаю, что возможность убить себя есть спасительный клапанъ. При этой возможности человѣкъ не имѣетъ права (вотъ тутъ умѣстно выраженіе: имѣть право) говорить, что ему невыносимо жить. Невыносимо жить, такъ убьешь себя, и поэтому некому будетъ говорить о невыносимости жизни. Человѣку дана возможность убить себя, и потому онъ можетъ (имѣетъ право) убивать себя и, не переставая, пользуется этимъ правомъ, убивая себя на дуэляхъ, войнѣ, на фабрикахъ, развратомъ, водкой, табакомъ, опіумомъ и т. д. Вопросъ мож[етъ] быть только о томъ, разумно ли и нравственно ли (разумное и нравственное всегда совпадаетъ) убить себя?
Нѣтъ, не разумно, также неразумно, какъ срѣзать побѣги растенія, к[оторое] хочешь уничтожить: оно не погибнетъ, а только станетъ расти неправильно. Жизнь неистребима, она внѣ времени и пространства, и потому смерть только можетъ измѣнить ея форму, прекратить ея проявленіе въ этомъ мірѣ. А прекративъ ее въ этомъ мірѣ, я, во первыхъ, не знаю, будетъ ли проявленіе въ другомъ мірѣ болѣе мнѣ пріятно, а во вторыхъ, лишаю себя возможности извѣдать и пріобрѣсти для своего я все то, чтò оно могло пріобрѣсти въ этомъ мірѣ. Кромѣ того и главное, это неразумно п[отому], ч[то], прекращая свою жизнь изъ за того, что она мнѣ кажется непріятной, я тѣмъ показываю, что имѣю превратное понятіе о назначеніи своей жизни, предполагая, что назначеніе ея есть мое удовольствіе, тогда какъ назначеніе ея есть съ одной стороны мое совершенствованіе, съ другой — служеніе тому дѣлу, кот[орое] совершается всею жизнью міра. Этимъ же самоубійство и безнравственно: человѣку дана жизнь вся и возможность [жить]1 до естественной смерти только подъ условіемъ его служенія жизни міра, а онъ, воспользовавшись жизнью настолько, насколько она была ему пріятна, отказывается отъ служенія ею міру, какъ
