боль,9 не говорить, что ты самъ виноватъ, а подумать, какъ отъ нея избавиться — отъ боли, к[оторая] болитъ во мнѣ и заставляетъ страдать тебя и всю семью. Боль оттого, что я почти 10 лѣтъ тому назадъ пришелъ къ тому, что единственное спасеніе мое и всякаго человѣка въ жизни въ томъ, чтобы жить не для себя, а для другихъ и что наша жизнь нашего сословія вся устроена для жизни для себя,10 вся построена на гордости, жестокости, насиліи, злѣ и что потому11 человѣку въ нашемъ быту, желающему жить хорошо, жить съ спокойною совѣстью и жить радостно, надо не искать какихъ нибудь мудреныхъ далекихъ подвиговъ, а надо сейчасъ же, сію минуту дѣйствовать, работать, часъ за часомъ и день за днемъ, на то, чтобы измѣнять ее и идти отъ дурнаго къ хорошему; и въ этомъ одномъ счастье и достоинство людей нашего круга, а между тѣмъ ты и вся семья идутъ не къ измѣненію этой жизни, а съ возрастаніемъ семьи,12 съ разростаніемъ эгоизма ея членовъ къ усиленію ея дурныхъ сторонъ. Отъ этаго боль. Какъ ее вылѣчить? Отказаться мнѣ отъ своей вѣры? Ты знаешь, что это нельзя. Если бы я сказалъ на словахъ, что отказываюсь, никто, даже ты, мнѣ бы не повѣрилъ, какъ, если бы я сказалъ что 2 × 2 не 4. Чтоже дѣлать? Исповѣдовать эту вѣру на словахъ, въ книжкахъ, а на дѣлѣ дѣлать другое? Опять и ты не можешь посовѣтовать этаго. Забыть? нельзя. — Что же дѣлать? Вѣдь въ томъ то и дѣло, что тотъ предметъ, к[оторымъ] я занятъ, къ к[оторому], можетъ быть, я призванъ, есть дѣло13 нравственнаго ученія. A дѣло нравственнаго ученія отличается отъ всѣхъ другихъ тѣмъ, что оно измѣняться не можетъ, что не можетъ оставаться словами, что оно не можетъ быть обязательнымъ для однаго, а не обязательнымъ для другаго. — Если совѣсть и разумъ требуютъ, ⟨и⟩ мнѣ14 ясно стало то, чего требуютъ совѣсть и разумъ, я не могу не дѣлать того, что требуютъ совѣсть и разумъ и быть покоенъ, — не могу видѣть людей, связанныхъ со мной любовью, знающихъ то, чего требуютъ разумъ и совѣсть и не дѣлающихъ этаго, и не страдать. —
Какъ ни поверни, я не могу не страдать! живя тою жизнью, к[оторою] мы живемъ. И никто, ни ты не скажешь, чтобы причина, заставляющая меня страдать, была ложная.15 Ты сама знаешь, что, если я завтра умру, то то, что я говорилъ, будутъ говорить другіе, будете говорить сама совѣсть въ людяхъ,
