Нѣтъ, ради политики я лицемѣрилъ,—
Мнѣ только враговъ Твоихъ не было жаль…
— Схизматиковъ только и жегъ, и рубилъ я:
Герцеговинцевъ, болгаръ и другихъ,—
Но къ іезуитамъ, клянусь, снисходилъ я,—
Былъ даже въ Стамбулѣ заступникомъ ихъ…
— О! чувствую, смерти рука ледяная,
Тяжелая, страшная, давитъ мнѣ грудь…
Царица небесная! Дѣва Святая,
Марія! Прійди и заступницей будь…
— Моли за меня Сына, Бога живого,
Да прійметъ Онъ душу мою,— твой Христосъ!..
Дрожа, произнесъ онъ послѣднее слово
И вскрикнуть хотѣлъ… но дыханье сперлось.
Торжественной злобой сверкая, предстало
Ему, какъ видѣнье, лицо сатаны;
Огнемъ — его страшная сила дышала
И вѣяла холодомъ бурной волны…
Нет, ради политики я лицемерил,—
Мне только врагов Твоих не было жаль…
— Схизматиков только и жег, и рубил я:
Герцеговинцев, болгар и других,—
Но к иезуитам, клянусь, снисходил я,—
Был даже в Стамбуле заступником их…
— О! чувствую, смерти рука ледяная,
Тяжелая, страшная, давит мне грудь…
Царица небесная! Дева Святая,
Мария! Приди и заступницей будь…
— Моли за меня Сына, Бога живого,
Да примет Он душу мою,— твой Христос!..
Дрожа, произнес он последнее слово
И вскрикнуть хотел… но дыханье сперлось.
Торжественной злобой сверкая, предстало
Ему, как виденье, лицо сатаны;
Огнем — его страшная сила дышала
И веяла холодом бурной волны…
