тронула приводъ, и онъ положилъ точильный крюкъ на желѣзо, я ожидалъ, что онъ и меня и себя убьетъ. Солнце сѣло. Работы нашей для опытной руки оставалось не болѣе какъ на одинъ часъ; но при такой обстановкѣ можно было ожидать только несчастія. Видя, что дѣло пошло на капризъ и личность противъ кузнеца, со стороны механика, я бросилъ самозванца на заводѣ и поѣхалъ къ главному хозяину заведенія съ просьбой уладить дѣло. Сейчасъ же поскакалъ нарочный съ приказаніемъ сдать дѣло своему рабочему, а я поѣхалъ въ гостиницу обѣдать. Лучше поздно чѣмъ никогда. Часовъ въ 8 вечера явился мой первѣйшій въ Россіи мастеръ, неся тяжелое веретено.
— Извольте сударь, взглянуть. Безъ хвастовства могу сказать. Работа – одно слово! Что жь? Ребята на заводѣ, въ одно слово сами говорили: намъ такъ ни за что не сдѣлать!
Я самъ видѣлъ, какъ рабочіе не могли удерживать смѣха, глядя на его пріемы.
— Ужъ подлинно, рубликъ серебрецомъ на чаекъ заработалъ у вашей милости.
Не говоря ни слова, я отдалъ ему деньги по условію и указалъ на дверь. Къ свѣту я былъ дома, гдѣ меня ожидалъ сатиръ, и – увы! — пятнадцать болтавшихся безъ дѣла рабочихъ. Если разборка машины была рѣшительная, то какъ назвать сборку? Сатиръ долбней колотилъ по колесамъ, ломилъ ихъ рычагами и, повидимому, хотѣлъ все раздробить.
— Помилуй, что жь ты загоняешь клинья, ни разу не прикинул по ватерпасу?
— Тутъ ватерпасъ не пользуетъ.
— Хоть бы мѣломъ понамѣтилъ гдѣ невѣрно.
— Тутъ мѣлъ не пользуетъ.
Я отвернулся и ушелъ, долго еще меня провожали удары долбни: бухъ! бухъ!
В пятницу утромъ пришелъ прикащикъ:
— Пожалуйте машину пробовать.
Попробовали: пошла молотить какъ ни въ чемъ не бывало. Сатиръ, безъ всякаго восторга, смотрѣлъ на успѣшный результатъ своей системы, получилъ деньги и уѣхалъ. Вотъ и подумалъ я: кузнецъ дѣйствительно нахальный обманщикъ, а и за того слава Богу. Въ субботу съ ранняго утра молотилка опять пошла работать. Въ одиннадцать часовъ явился прикащикъ. У меня сердце такъ и обмерло.
