Въ Генварской книжкѣ этого года Lопdon Rеvіew нѣсколько превосходныхъ статей, въ числѣ литтературныхъ: о лекціяхъ Гизо и о новой книгѣ Гюго les chants du Сreрuscule. Описавъ наружность и характеръ и всю жизнь Гюго, онъ разбираетъ его какъ Поэта и, кажется, довольно безпристрастно: прекрасная характеристика Байрона и Вeranger и опять о Гюго. Кончитъ предвѣщаніемъ близкой литтературной кончины Гюго. Но мнѣ недосугъ выписывать именно тѣ сужденія, съ коими хотѣлось васъ познакомить и кои такъ безпристрастно, съ Англійскимъ практическимъ взглядомъ на Поэзію и на Поэтовъ, изложены. Въ концѣ разборъ сочиненія Гюго. Какъ ни говори, а все онъ имѣлъ болѣе права занять мѣсто въ Академіи, чѣмъ Дюпати, почти забытый водевилистъ, коему Скрибъ проложилъ туда дорогу. Если бы въ Академіи шло дѣло объ однихъ талантахъ, то Лирикъ Гюго конечно можетъ быть сосѣдомъ Ламартина и пр. Но тамъ, по завѣщанію Монтьона, раздаютъ призы скромной добродѣтели: согласится ли юная дѣва принять вѣнецъ изъ рукъ того, о коемъ можно бы сказать: «Мать дочери претитъ стихи его читать!»
Скажутъ, что Академія не церковь; что тамъ не проповѣдуютъ, и что Пѣвецъ Орлеанской дѣвы былъ красой ея — но съ тѣхъ поръ Сuvier исполнялъ строгое завѣщаніе добродушнаго Монтьона, и Академія навсегда приняла на себя сію обязанность.
