вамъ броженія мнѣній при мнимой тишинѣ этой величественной эпохи?
Въ послѣдствіи, М. Г., эта мелочная, жеманная драма Дoрата, Лану, и даже Мариво, котораго вы уже слишкомъ смѣшиваете съ ними, увѣрены ли вы, что она въ сильной противоположности съ своимъ временемъ? ХVІII-е столѣтіе, столь полное настоящимъ и будущимъ, выражаясь вашими словами, ХVІII-е столѣтіе не походило ли въ праздности высшихъ классовъ, въ злоупотребленіяхъ ума, въ утонченномъ развратѣ нравовъ на натянутую драму, которой оно рукоплескало? И даже не найдемъ ли мы и въ другихъ комедіяхъ того времени, еще болѣе слабыхъ, вѣрнаго изображенія нравовъ, и можетъ быть достойнаго наблюденій Историковъ? Что же касается до хорошихъ комедій той же эпохи, то они говорятъ много, и даже слишкомъ много; напримѣръ, Свадьба Фигаро, есть безцѣнное свѣдѣніе для исторіи.
Я боюсь, М. Г., слѣдуя за вами долѣе, броситься ради комедіи въ лѣтописи нашей революціи: но и въ ту эпоху, этотъ сантиментальный наборъ словъ, это идолопоклонство старости, добродѣтели, дѣтству, выводимое на театрѣ во время политическихъ ужасовъ, не было ли также чертою нравовъ? Тотъ же самый наглый обманъ не повторялся ли въ рѣчахъ трибуны и въ программахъ народныхъ праздниковъ, гдѣ священныя слова человѣчества смѣшивались съ гнусными пре-
