— Ничего рѣшительно не понимаю — отвечалъ носъ — изъяснитесь удовлетворительнѣе.
«Милостивый государь...» — сказалъ Ковалевъ съ чувствомъ собственнаго достоинства — «я не знаю, какъ понимать слова ваши... Здѣсь все дѣло, кажется, совершенно очевидно... Или вы хотите... Вѣдь вы мой собственной носъ!» —
Носъ посмотрелъ на майора, и брови его нѣсколько нахмурились.
— Вы ошибаетесь, милостивый государь. Я самъ по себѣ. Притомъ между нами не можетъ быть никакихъ тесныхъ отношений. Судя по пуговицамъ вашего вицъ-мундира, вы должны служить по другому вѣдомству. — Сказавши это, носъ отвернулся.
Ковалевъ совершенно смѣшался, не зная, что дѣлать и чтò даже подумать. Въ это время послышался пріятный шумъ дамскаго платья; подошла пожилая дама, вся убранная кружевами, и съ нею тоненькая, въ бѣломъ платьѣ, очень мило рисовавшемся на ея стройной таліи, въ палевой шляпкѣ легкой какъ пирожное. За ними остановился и открылъ табакерку высокій гайдукъ съ большими бакенбардами и цѣлой дюжиной воротниковъ.
Ковалевъ выступилъ поближе, высунулъ батистовый воротничекъ манишки, поправилъ висѣвшія на золотой цѣпочкѣ свои печатки, и улыбаясь по сторонамъ, обратилъ вниманіе на легонькую даму, которая, какъ вѣсеннiй цвѣточекъ, слегка наклонялась и подносила ко лбу свою бѣленькую ручку съ
