15 При нихъ лѣса не говорили
И ночь въ звѣздахъ нѣма была,
И, языками неземными,
Волнуя рѣки и лѣса,
Въ ночи не совѣщалась съ ними,
20 Въ бесѣдѣ дружеской, гроза.
Не ихъ вина: пойми, коль можетъ,
Органа жизнь глухо-нѣмой!
Увы! души въ немъ не встревожитъ
И голосъ матери самой!
Съ какою нѣгою, съ какой тоской влюбленный
Твой взоръ, твой страстный взоръ изнемогалъ на немъ:
Безсмысленно-нѣма, нѣма какъ опаленный
Небесной молніи огнемъ!
5 Вдругъ, отъ избытка чувствъ, отъ полноты сердечной,
Вся трепетъ, вся въ слезахъ, ты повергалась ницъ;
Но скоро добрый сонъ, младенчески-безпечный,
Сходилъ на толкъ твоихъ рѣсницъ.
И на руки къ нему глава твоя склонялась,
10 И матери нѣжнѣй тебя лелѣялъ онъ…
Стонъ замиралъ въ устахъ, дыханье уравнялось,
И тихъ и сладокъ былъ твой сонъ.
А днесь[1]… О, если бы тогда тебѣ приснилось,
Что́ будущность для насъ обоихъ берегла…
15 Какъ, уязвленная, ты бъ съ воплемъ пробудилась
Иль въ сонъ иной бы перешла.
И гробъ опущенъ ужь въ могилу,
И все столпилося вокругъ.
Толкутся, дышатъ черезъ силу…
Спираетъ грудь тлетворный духъ.
5 И надъ могилою раскрытой,
Въ возглавіи, гдѣ гробъ стоитъ,
