того, что онѣ очень часто огуливаются съ дикими лѣсными кабанами. Возвращаясь изъ лѣсовъ въ ноябрѣ, онѣ приводятъ за собой огромныя стада приплода: у нашего знакомаго девять свиней привели сорокъ двѣ штуки молодиковъ. Словомъ — сало для Бѣлорусса то же, что сельдь для всего Сѣвера, сушеный судакъ для всей лѣсной Великороссіи, чехонь и вобла для Поволжья; то же, что сельдь съ кофейными переварками для петербургской бѣдности и кухарокъ.
Если присчитать ко всему упомянутому школондзу — толстую копченую колбасу да нѣсколько обѣтныхъ, праздничныхъ блюдъ (осенью — курочку или поросенка), то и весь разносолъ или «страва» почти перечисленъ, а затѣмъ опять «шкода» и еще «шкода», т. е. бѣда повсюдная и горе житейское непокрытое, и неизбывное, въ хатѣ и въ полѣ. Ѣдучи осенью по Днѣпру, мы видѣли замѣчательно рослыхъ бабъ (составляющихъ здѣсь рѣдкое исключеніе изо всего Бѣлорусскаго края), видѣли въ деревнѣ всѣ печи затопленныя, по окончаніи ломовыхъ осеннихъ работъ, и, удивившись поздней топкѣ, спрашивали:
— Бульбу варятъ ,—отвѣчали намъ: бульбу, т. е. одинъ только картофель да пушной хлѣбъ, а затопили печи сегодня въ первый еще разъ,— значитъ завтракали въ сухомятку.
Насколько народъ неприхотливъ въ пищѣ, настолько же онъ неразборчивъ на воду. Дурная колодезная и вредная болотная играютъ видную роль, потому что народъ привыкъ селиться безъ разбора, лишь-бы удалиться въ лѣсную глушь, спрятаться подальше отъ большаго проѣзжаго тракта и отъ многолюднаго сосѣдства. На приболотныхъ мѣстахъ дѣти замѣчательно медленно растутъ, вялы, одутловаты; мышцы слабо развиты; грудь узкая, животъ большой.
Не умывшись, Бѣлоруссъ садится ѣсть и ѣдетъ работать, но обязательно умывается, когда идетъ въ церковь молиться Богу или на «крыницу» (колодезь или родникъ) за водой. Онъ никогда не станетъ точить топоръ, когда хлѣбы сидятъ въ печи; въ то же время женщины стараются не сажать насѣдокъ, чтобы не испортить яйца. Пока хлѣбъ прозябаетъ въ землѣ, даже когда еще задумываютъ его сѣять, а тѣмъ больше когда его убираютъ,— у Бѣлоруссовъ разнообразный и безконечный циклъ обычаевъ, примѣтъ и суевѣрій, какъ и слѣдуетъ быть у неудачливаго, но исконнаго и исключительнаго земледѣльца. Изъ группировки этихъ вѣрованій составляется полная миоологія, вся языческая славянская вѣра до христіанскаго культа, сохранившаяся подъ шумокъ борьбы двухъ коренныхъ исповѣданій (православнаго и католическаго) и безличнаго третьяго (уніи). Краткій разсказъ нашъ не вмѣститъ во всей полнотѣ этихъ языческихъ, цѣльныхъ и живыхъ вѣрованій, какъ характерная и типичная народная достоянія.
Основаніе всего быта этого племени — земледѣліе. Бѣлоруссы-земледѣльцы попреимуществу и пахари исключительные, давно уже выговорившіе завѣтное правило: «умирать собираешься, а хлѣбъ сѣй». На тѣхъ земляхъ, съ которыхъ Великоруссы давно уже убѣжали въ отхожіе промыслы, эти основываютъ надежды существованія съ упрямствомъ, настойчивостью и постоянствомъ. При этомъ трудъ и надежды обращаются на каменистыя и несчаныя почвы и на такія земли, которыя не успѣли отдохнуть подъ паромъ и по нѣскольку лѣтъ не унаваживались. Въ результатѣ, при лучшихъ условіяхъ, урожай среднимъ счетомъ не свыше пяти зеренъ, но ниспадаетъ въ иныхъ мѣстахъ до 2½. Десять десятинъ весьма часто не обезпечиваютъ жизни. Дробные дѣлежи малосемейныхъ стали обыкновенными и еще болѣе усугубили несчастіе.
Среди такихъ злыхъ и враждебныхъ силъ, смоленскіе Бѣлоруссы выросли и воспитались въ ту особицу, у которой получились рѣзкія отличія отъ всѣхъ сосѣдей. Вотъ что наблюдается въ Смоленской губерніи, въ обѣихъ ея разнородныхъ половинахъ. Восточный житель (Великоруссъ) — говорятъ опытные наблюдатели — смѣтливъ, дѣятеленъ, заботливъ въ семьѣ, изворотливъ въ отысканіи средствъ къ жизни, зажиточенъ и опрятенъ, бодръ и свѣжъ видомъ. Жители западной полосы Смоленской губерніи (Бѣлоруссы) вялы, малорослы, мѣшковаты, пренебрегли удобствами жизни, отличаются недостаткомъ смѣтливости; любовь къ труду соединена съ терпѣніемъ и нѣкоторымъ добродушіемъ не по сознанію, а по лѣности. Ко всему этому при-
