скрижаль, уже съ истлѣвающими письменами, къ сожалѣнію небрежно содержимая и разрушающаяся, на которой кровавыми красками написана послѣдующая исторія города и самые тяжелые эпизоды жизни всей Русской земли и ея народа, въ 1612 и 1812 годахъ. На смоленскихъ стѣнахъ, читая исторію города, читаемъ и самыя яркія и знаменательныя страницы отечественной исторіи.
Городская стѣна начата постройкою въ 1599 году, при царѣ Ѳедорѣ Ивановичѣ, и производилась подъ наблюденіемъ царскаго шурина и ближняго боярина Бориса Годунова. При царѣ Ѳедорѣ она не могла быть достроена и окончена уже тогда, когда самъ Борисъ сдѣлался царемъ и на излюбленное имъ дѣло могъ прислать значительную, по тому времени, сумму денегъ. При такихъ условіяхъ стѣна могла быть окончена въ три года, не смотря на то, что бѣлый камень привозился изъ-за 200 и болѣе верстъ. Таковы историческія свидѣтельства. Однако мы слышали въ городѣ Смоленскѣ о постройкѣ стѣны слѣдующее характеристическое преданіе:
«Годуновъ, окончивъ стѣну, явился къ царю Ѳедору и сталъ похваляться:
«— Построилъ я такую красоту неизглаголанную, что подобной ей уже нѣтъ во всей поднебесной. Однѣхъ башенъ на стѣнѣ 36 и по верху ея свободно поѣзжай на тройкѣ. Какъ на сытой и толстой боярынѣ красовито лежитъ аксамитное многоцѣнное ожерелье, прибавляя ей красоты и горделивости, такъ и смоленская стѣна стала теперь ожерельемъ всей Руси православной, драгоцѣнностью своей на зависть враговъ и на гордость Московскаго государства.
«Царь Ѳедоръ словамъ Бориса не совсѣмъ повѣрилъ. Онъ послалъ въ Смоленскъ скораго гонца узнать у тамошняго воеводы Трубецкаго:—правду-ли говоритъ Борисъ и но заслугамъ-лн похваляется?
«Принесъ гонецъ такой отвѣтъ воеводы:
«— Правду говоритъ Годуновъ: и на ожерелье боярыни смоленская стѣна похожа, и башенъ счетомъ тридцать шесть, и зубцы въ два ряда по стѣнѣ, безъ смѣты числомъ, и каждый зубецъ крѣпко выкрытъ листовымъ желѣзомъ. Да боится смоленскій воевода, чтобы промежъ красивыми башнями и тмочисленными крѣпкими зубцами не завелись вши и гниды.»
«Вскорѣ страхъ воеводы, какъ сонъ въ руку, оправдался: пришли Поляки, и круль Сигизмундъ кантовалъ тутъ не одинъ годъ.»
Вотъ и слѣды этого тяжелаго для города событія: подлѣ Малаховскихъ воротъ «Шеиновъ проломъ» и на мѣстѣ круглой башни, разбитой бояриномъ М. Б. Шеинымъ во время приступа къ Смоленску въ 1632 году, земляной бастіонъ (см. рисунокъ). Воевода Шеинъ на этотъ разъ отбивалъ у Поляковъ тотъ самый городъ, который 12 лѣтъ тому назадъ защищалъ отъ нихъ же столь храбро. По истеченіи 20 мѣсяцевъ, вторая неудача стоила ему жизни: его казнили въ Москвѣ, какъ измѣнника. Другой круглой башни, гдѣ этотъ храбрый воевода скрывался отъ Поляковъ, уже овладѣвшихъ городомъ въ 1612 году, также не существуетъ. Сохраняются однако остатки землянаго укрѣпленія, названнаго Королевскимъ Проломомъ и насыпанная на томъ мѣстѣ, гдѣ стояла круглая Годуновская башня, разбитая Поляками въ 1612 году. Вотъ и Иверская башня четырехугольная, взорванная въ 1812 году Французами, но теперь возобновленная,— мѣсто Никулинской башни, также взорванной по повелѣнію Наполеона при выходѣ французскихъ войскъ изъ города 4 ноября; мѣсто Богословской, бывшей четырехугольной, также и въ то же время взорванной на воздухъ вмѣстѣ съ четвертой четырехугольной Безъименной, пятой 4-хугольной Голышевской и шестой Лазаревской. Большая башня, стоявшая подлѣ Малаховскихъ воротъ, снабженныхъ проѣзжими воротами и землянымъ равелиномъ для прикрытія, также взорвана въ томъ же 1812 году. Три башни изгрызло время, и онѣ были разобраны, но четвертая— Черепаховая или Костыревская — уничтоженная такимъ же способомъ, возобновлена иждивеніемъ императора Николая I. Отъ Сигизмундовыхъ временъ осталось еще: 1) Королевская крѣпость съ проломомъ, черезъ который Поляки вошли въ городъ, и гдѣ произошла страш-
