Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености
Николаемъ Новиковымъ,
Членомъ
Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ
Московскомъ университетѣ.
Изданіе Второе.
Часть X.
Въ МОСКВѢ.
Въ Университетской Типографіи у И. Новикова,
Странное и ни мало съ разумомъ не сходное есть у насъ обыкновеніе. Многія не допускаютъ до себя присылаемыхъ людей, приемлютъ посланныя слова, чрезъ репорты слугъ своихъ, которыхъ посланники репортуютъ, а отъ того выходитъ часто вздоръ; ибо слуги по большей части не гораздо о исправности своего посланничества пѣкутся; и такъ, вотъ по какимъ мытарствамъ данная отъ меня пойдетъ комисія, а особливо ежели вмѣшается какое чужое слово, которыми за грѣхи наши, языкъ нашъ наполненъ: да чужестранныя же слова могутъ иногда и по собственнымъ именамъ употребляться. Я скажу слугѣ своему: поди попроси отъ меня, у такова то человѣка Гесіода, и повторю ему сто слово разъ пять, и выслушаю отъ нево такъ ли онъ ето слово выговариваетъ. За порогомъ онъ первой слогъ позабудетъ, и останется отъ Гесіода только сіода, за воротами позабудетъ онъ еще слогъ, и ежели останется половина слова въ памяти ево, такъ Гесіодъ въ Оду превратится, а объ Одахъ слуга мой, слуга у стихотворца, довольно наслышился; ибо почти всѣ вздоры приходящія виршами въ руки мои не знаю по какому правилу Одами называются. Придетъ туда куда онъ посланъ, и скажетъ холопу, господинъ мой проситъ у твоево господина Оды, а слуга тотъ объ Одѣ отъ роду не слыхивалъ, и подумавъ то что посланникъ мой вретъ, скажетъ господину своему: такой то человѣкъ приказалъ у васъ просити тово, что вы сажаете въ воду; а тотъ отвѣтствуетъ: Конечно братецъ слуга етотъ совралъ: ето перескажетъ Министръ посланному, конечно братецъ господинъ твой совралъ: а тотъ возвратившися етотъ комплиментъ принесетъ господину. И такъ посланникъ мой, и моево пріятеля канцлеръ, учинятъ между нами войну. Не столько бы произошло вздору, ежели бы мой посланникъ самъ аудіенцію имѣлъ. И ни какова бы шуму не было, ежели бы я далъ бумагѣ, а не дураку мою коммисію. Но не о всякой бездѣлкѣ писать, которая, ежели я гораздо натолкую и посланникомъ исправиться можетъ. А за приятельскаго канцлера я не ручаюся; ибо я не знаю, во всѣхъли домахъ учатъ холопей прилѣжно слушать и научатся, точно такъ выговаривать, какъ они слышатъ, и во всѣхъли домахъ до ясности изрѣченія охоту имѣютъ; ибо и сами господа не всѣ нисходятъ до сей подлости, что бы говорить ясно; потому что и Авторы многія въ томъ краснорѣчіе полагаютъ, когда они говорятъ темно, а читатели по большей части то и хвалятъ, что имъ не понятно. А хотя бы слуга мой и не совралъ; такъ тотъ соврать можетъ. Сверьхъ того, я посылаю къ господину, а не къ холопу, и толкую съ тѣмъ намѣреніемъ слугѣ своему, что ежели оьъ только не совретъ, такъ тотъ пойметъ, къ кому я посылаю. Да и гордость ета что бы говорить черезъ холопа съ посланнымъ, самая скаредная, основанная на крайнемъ ослѣпленіи и на самомъ кривомъ любочестіи, введенная дурачествомъ и лѣностію, утвержденная гордостію и невѣжествомъ, и подражаемая модою и не разсмотреніемъ, ко разрушенію съ прямыми людьми дружбы и согласія.