Достоевский. Материалы и исследования. Т. 11
Спб., «Наука», 1994
Кабинет Маститого редактора газеты «Звук». Все сотрудники в сборе. Выходит Маститый редактор.
Маст<итый> ред<актор>. Господа, я пригласил вас по случаю подписки. Надо объявлять подписку.
(Изо всех ртов раздаются звуки, в целом как бы жужжание мух).
Один голос. Так что же, не новость.
Сотрудник Дубльве. «Новости»? Нет, будет почище «Новостей» -с!1
Отец Нил. Эх вы, с вашим остроумием! Приберегите себя к четвергу.
Дубльве. Берегу-с и берегусь! Маститый, я имею к вам просьбу: нельзя ли мне пселдоним изменить? Мне Дубльве надоело.
Маст<итый> ред<актор>. Видите, сотрудник, мне Дубльве потому нравится что начинается с Дубль.2 А впрочем вы бы как желали подписываться?
Дубльве. Так как я фельетонничаю по четвергам, то я и выдумал себе подпись: Четверговая соль.3
Маст<итый> ред<актор>. Гм… Клерикально. Нельзя. Вот что, господа, я вообще желаю чтоб были псевдонимы или полные подписи, а то все неподписанные статьи мне приписывают. Все думают, что это я сам написал. Пусть пишут те у которых денег нет, а я может нарочно и копил для того, чтоб уж о перья больше рук не марать.
Отец Нил. Да неужто вы так презрительно на нас литераторов смотрите?
Маст<итый> ред<актор>. То есть не презрительно, а так… Шекспир, госпо-да, чуть-чуть лишь сколотил копейку и — тотчас на родину, чтоб только в литературе не пачкаться. Литература — это занятие нищих и завистников. Процветание литературы есть только признак нищеты в государстве, признак присутствия умственного пролетариата — самый опасный признак, какой только может быть. И потому издатель газеты — есть, так сказать, спаситель отечества, давая хлеб завистливому пролетариату. После того как же ему денег не брать? Теперь, господа, к делу. Господа, я вот именно хотел заметить, что у нас нет остроумия.4
Голоса. Как нет остроумия? Это у нас-то нет остроумия?
О<тец> Нил. Кто это ему внушил? Ведь непременно от кого-нибудь слышал. Вот теперь и наладит.
Маст<итый> ред<актор>. Да, господа, если мы чем хромаем так это остроумием. У всех остроумие, у нас нет остроумия.
Опытный сотрудник отцу Нилу. Так и есть наладил; теперь его не собьешь.
О<тец> Нил. Маститый, помилуйте, где же у всех остроумие? Это в «Ведомостях» -то5 что ли?
Маст<итый> ред<актор>. Да, там все-таки почище. Именно, отец Нил, говорят что у нас лакейское остроумие. Много раз слышал.
О<тец> Нил (махнув рукой). Эх, да ведь как же иначе!
Маст<итый> ред<актор>. Да по мне все равно, но…
О<тец> Нил. Эх, Маститый, нынче излишним-то благородством «чувствий» ничего не возьмешь!
Опытный сотр<удник>. Сунься-ка с благородством-то, подписываться не станут.
Маст<итый> ред<актор>. Вы так думаете? Так как же быть? А я именно насчет подписки. Ну так если нельзя с благородством, так пишите… без благородства, только чтоб подписка была. Нумера прискучили (жужжанье). Покупают потому что бумага мягкая. Надобно подживить. Ну там известьица… Научки… Какой-нибудь там отдельчик… Повестца… Остроумьице… Одним словом подпустить, подпустить! (вертит рукою). Ну, там все эти идейки, идейки! Вот тоже у нас нет идей. У всех идеи, у нас нет идей.
Опытный сотр<удник>. У кого это у всех? Ни у кого нет идей.
Маст<итый> ред<актор>. Как нет идей? Это денег нет, а идей всегда целый воз. Последнее дело.
О<тец> Нил. Именно нет идей. Идеи перестали. Я так и пишу, так и пригоняю, чтоб концы и начала прятать. Говорил-говорил, а что сказал — неизвестно. Вот как в наше время надо писать. А то влопаешься,
Маст<итый> ред<актор>. Почему же влопаешься?
Опытный сотр<удник>. А потому что писать загадками выгоднее. Именно чтоб читатель восемь столбцов прочел и ни до одной идеи не добрался. Видит что смеется человек, а над чем — неизвестно. Поневоле и подумает: Эх сколько у них там идеищ-то запрятано, только высказаться-то бедненьким не дают. Вот ведь современный-то фортель в чем!
Маст<итый> ред<актор>. Ну нет, я хочу чтоб и идеи.
Дубльве. Именно идеи. Я всегда пропускаю идеи.
О<тец> Нил. Это я верю, что ты их пропускаешь. Эх, Маститый! Ну пусть укажут теперь, например: что либерально, а что нет?
Маст<итый> ред<актор>. Гм. То есть как это? По-моему либерально так либерально, а не либерально, так не либерально — вот и все.
Опытный сотр<удник>. Не всегда так, Маститый.
Голоса. Да, да, не всегда!
Маст<итый> ред<актор>. Почему не всегда? Я не понимаю. Кажется я плачу достаточно чтоб у меня знали что либерально… А коль не знаете — так у других справьтесь, вот и все. Это глупо,
О<тец> Нил. А вот опять-таки вас ловлю! Скажите что значит: глупо? Кто в наше время знает что глупо и что умно?
Маст<итый> ред<актор>. Как, и этого уж не знают? Ну — так так и объявить что нынче неизвестно, что глупо и что умно.
Один из юных, но неопытных сотрудников. Да мы вот и объявили было что не знаем ничего про Россию, да тотчас и влопались.6
Маст<итый> ред<актор>. Гм. Так как же быть, господа? Надо что-нибудь предпринять, а то подписка упадет. Новенького этак чего-нибудь… (вывертывает рукой).
Дубльве. Новенького? Я вот просил переменить псевдоним, вы и на то не согласились! А вон я слышал, говорят, надо бы и названье газеты переменить.
Маит<итый> ред<актор>. Как переменить! Кто говорит?
Голоса. Это еще зачем?
Дубльве. А затем что «звук могут издавать и ослы». Вот как говорят!
Маст<итый> ред<актор>. Кто это говорит? И я даже не понимаю, как вы-то сами осмелились. Впрочем мне давно все равно, что бы там в этом смысле ни сказали. Напечатать все-таки не посмеют! Вздор!
Юный, но неопытный сотрудник (с необычайным жаром набрасывается на Дубльве, который стоит с глуповатой, но торжествующей улыбкою). Да-с, не посмеют-с! Теперь этого уж никак не посмеют написать-с! Было, было время, когда еще это можно было сказать, только это время давно прошло-с.
Маст<итый> ред<актор>. Ну, довольно, юный! Вижу, что ты привержен, но — довольно…
Юный. Нет-с, как же это смеет сказать, что «Звук» могут издавать ослы!
Маст<итый> ред<актор>. Сократи, сократи!
Дубльве (с величайшим торжеством). А как же? Разве когда осел ревет он не издает звука?
Юный. А, вы в этом смысле? Так ведь «звук» нужно тут с маленькой буквы, а вы с большой.
Дубльве (продолжая торжествовать). А вольно ж вам с большой! Конечно, я в этом смысле, а то как же б я мог. А теперь оно безобидно. Нет, послушайте, господа, а ведь это похоже: разве не издает когда ревет? Разве не издает? Только тут с маленькой буквы, а там с большой. Это я сам, один выдумал, господа! (охорашивается).
Маст<итый> ред<актор>. Ну вздор и пустяки! Издавать звук не значит еще «Звук» издавать. «Звук» издавать значит деньги брать. Осел даром ревет, а я за деньги; вот уж и разница!
Опытный сотр<удник>. Именно разница! Иные и теперь ревут даром, из принципа, без подписчиков. Вот это так уж настоящие ослы! Именно так, Маститый! Ай да Маститый!
Голос. Ай да Мастистый!
Маст<итый> ред<актор> (очень польщенный). Что ж, господа, это бы можно в передовую.
Голоса. Можно, можно!
Опытный сотр<удник>. Только осторожно.
Маст<итый> ред<актор>. И чего это, господа, на меня одного все указывают? Простить не могут! А я напротив могу указать что есть и теперь русские писатели, которые, несмотря уже на несомненное дарование, литературой дома себе нажили! А коли так, так ведь нам-то уж и простительно. Одним словом я, господа, еще раз принужден заметить что у нас вовсе недостаточно остроумия. По крайней мере в виду подписки надо бы условиться хоть насчет направления. Я давно, господа, хотел вас спросить: какого мы направления? Ведь мы держимся русского направления, а?
Опытный сотр<удник>. Ну, на этот счет у нас шваховато.
Маст<итый> ред<актор>. Ну так подживить коли шваховато!
Опытный сотр<удник>. Да что подживлять-то! Влезем в русское — славянофилами обзовут, тем подписка и кончится. А лучше бы как теперь, всего понемножку: и русское и французское, и монархия и республика…
Маст<итый> ред<актор>. Ну да, чтоб и республику.
Опытный сотр<удник>. Т. е. как республику?
Маст<итый> ред<актор>. То есть не вполне… а так только… идейку… чтоб показать что и у нас тоже. Слава Богу, газета большая, места хватит. А то скажут что у нас этого отдела недостает.
О<тец> Нил. Ну, а насчет общества как же писать теперь: созрело оно иль не созрело? Я вон фельетон приготовляю, мне надо знать как у нас на будущий год решено.
Маст<итый> ред<актор>. Ну, а как по прежнему?
Голоса. Созрело, созрело!
Маст<итый> ред<актор>. Ну и писать что созрело. Как же не созрело коль у меня 10 000 подписчиков!
О<тец> Нил. Эх, Маститый, да ведь это пожалуй не от того!
Маст<итый> ред<актор>. Ну нет; как же не от того.
О<тец> Нил. Созреют так ведь нам же первым плохо будет.
Маст<итый> ред<актор>. Это еще почему?
О<тец> Нил. Созреют — поумнеют. Поумнеют — перестанут подписываться.
Юный, но неопыт<ный> сотр<удник>. Ах, так писать что не созрели! Непременно писать что не созрели!
Маст<итый> ред<актор>. Постой, постой! Это вздор. Еще когда-то поумнеют, а теперь пусть подписываются. На наш век хватит. Писать по-старому!
Опытный сотр<удник>. Браво, Маститый! Опять слышу голос умудренного опытом человека! По-прежнему-то лучше. Чего там «научки» да «подживить». Сказано: «не открывать Америку»; помните! Тем нам и счастье что мы — середка на половину. Значит всякому по плечу.
Маст<итый> ред<актор>. Именно, именно, я про то и говорю. Хватило бы на наш век, а там — après moi le déluge.8
Сотр<удник> Дубльве. Это вы про потоп… А знаете, господа, что третьего дня было наводнение?
Маст<итый> ред<актор> (с холодным взглядом), Я не про то.
Сотрудник) Дубльве (торопится). Нет, в самом деле, господа, слышу ночью каждую минуту по пяти пушек.9
Голоса. Да не про то, не про то!
Сотр<удник> Дубльве. Ах да, каждую пушку по пяти минут, ну, думаю наводнение!
Голоса. Да не про то, не про то!
О<тец> Нил. Вот она четверговая-то соль!
Маст<итый> ред<актор>. А только что же мы новенького-то, господа? Подписка не шутка!
О<тец> Нил, Наладили же вы, Маститый, вы лучше скажите насчет классических языков: по-прежнему?
Маст<итый> ред<актор>. Классические языки! Лупить по-прежнему лупить!9
Голоса. Лупить! По-прежнему лупить!
Дубльве. А «Гражданин» -то? Коли не об чем писать так я об «Гражданине»! Вот вам и новенькое! Это всегда новенькое! Никогда не состарится.
Маст<итый> ред<актор>. «Гражданин» лупить!
Опытный сотр(удник). Не скажу чтоб лупить «Гражданин» — было всегда новеньким. Вон, говорят, мы об нем на всю землю протрубили. Ему на 1000 р. на одних объявлениях выгоды сделали!10
Дубльве. Так ведь ругали? Ведь ругали, а не хвалили!
Опытный сот<рудник>, Так ведь есть же что нам и не поверят. Дай дескать посмотрю, что за «Гражданин» такой, что все два года не могут успокоиться. Возьмет да и выпишет.
Маст<итый> ред<актор>. Черт возьми, надо чтоб не выписывали. Я особенно не люблю «Гражданин», господа. Уж не начать ли хвалить, а?
Голоса. Что вы, Маститый, что вы, рехнулись!
Маст<итый> ред<актор>. Совсем нет, а вот увидят что мы хвалим, ну и перестанут подписываться… Впрочем, черт, я сбился. Господа, извините! Нет уж лучше по-прежнему: лупить!
Голоса. Лупить, лупить! пуще прежнего лупить!
Дубльве. Ну, я было испугался! Вы только подумайте, что же со мной-то станется, коли «Гражданин» не лупить? Без «Гражданина» я как муха пропал! Об чем мне тогда писать?
Маст<итый> ред<актор>. Итак, господа, я вижу, что все по-старому, несмотря на близость подписки? Гм. А ведь я и сам так думал! Что же, господа, нынче благородством-то не возьмешь! Нынче вон неизвестно что глупо, а что умно, что либерально, что нет… Сунься-ка в славянофилы — русским назовут. Скажите, где теперь идеи? Укажите хоть одну! Гм. А только все-таки я б советовал подживить. Этак новый отдельчик какой-нибудь, али там Базена пустить.11 Подпустить бы этак, подпустить! (вертит рукою).
Голоса. Да уж подпустим, Маститый! Не в первый раз; останетесь довольны, не выдадим!
Опытный сотр<удник>. То-то вот и есть. Без Америки-то лучше. Проползем и так.
Маст<итый> ред<актор>. Проползем-то, проползем. Гм (про себя). А только все-таки надо бы остроумия…
Понимание долга и назначения писателя на земле для Ф. М. Достоевского было неотрывно от непосредственного участия в общественной жизни своего времени. В 1861—1865 гг. он — фактический соредактор журналов «Время» и «Эпоха», спорит с Катковым и Щедриным, со славянофилами и западниками, В 1873—1874 гг. редактирует газету-журнал «Гражданин», а в 1876, 1877, 1880 и 1881 гг. выпускает «Дневник писателя». Можно сказать даже, что романы он пишет в перерывах между общественными бурями, набравшись сильных и острых впечатлений. А можно сказать иначе: нетерпение гражданина побуждало художника использовать свой дар, чтобы повлиять на сегодняшнее, сиюминутное состояние умов.
Год и четыре месяца был Достоевский редактором «Гражданина». Надо отдать должное мужеству писателя: он пришел в издание, уже осмеянное всемогущей либеральной и радикальной прессой. «Гражданин» при нем поумнел, но переделать кардинально состояние дел новому редактору так и не удалось. Достоевский не стал единоличным хозяином издания, целиком определяющим его направление; издателем и ведущим автором продолжал оставаться не весьма далекий консерватор князь В. П. Мещерский.
В «Гражданине» Достоевский начал печатать «Дневник писателя», вел обзоры иностранных событий, известно несколько его фельетонов, рецензий. Но и это, кажется, не все. Множество материалов еженедельника печаталось анонимно. Среди них еще сокрыты статьи, принадлежащие самому писателю. Корпус недавно завершенного академического тридцатитомного собрания сочинений Достоевского может быть пополнен. Разумеется, художественная и идейная значимость этих пополнений несопоставима с прославленными шедеврами, многое писалось в спешке, однако нам интересно все, что вышло из-под пера гения.
Предлагаемая читателю «Сцена в редакции одной из столичных газет», напечатанная без подписи в «Гражданине» 22 октября 1873 г. (с. 1160—1162), — эпизод из литературной борьбы, которую вел Достоевский с поверхностно-либеральной, неумной и амбициозной журналистикой. Его ирония, юмор были весьма острым оружием в этой борьбе за чистоту литературных нрлвов.
Придуманные Достоевским «псевдонимы» предельно прозрачны. Газета «Звук» — это петербургский «Голос», а «маститый редактор» — издатель и редактор «Голоса» А. А. Краевский. Узнаваемы и другие сотрудники «Голоса», тонко спародированные Достоевским.
В. В. Виноградов предположительно приписал эту «сцену» Достоевскому[1], но не привел никаких доказательств, кроме интуитивной догадки об идейной и стилистической связи «сцены» с другими сатирами Достоевского на А. А. Краевского. Посему редакция тридцатитомного собрания сочинений Достоевского имела все основания отвергнуть предположения ученого, правда, добавив: «вопрос требует дальнейшего изучения» (27, 185). На наш взгляд, имеются достаточно неопровержимые аргументы в пользу авторства Достоевского. «Сцена» печатается с сохранением авторской пунктуации.
1. «Сцена» написана в форме пародийного диалога известных журналистов, которую Достоевский хорошо освоил еще в 60-х годах. В том числе — разговор в «редакционной кухне» «Г-н Щедрин, или Раскол в нигилистах» (1864), где писатель пустил в ход пародийную идиому; «Можно <…> не говорить: „Лайте!“, а можно сказать: „Издавайте звуки“» (20, 107). Далее в той же статье 1864 г. идиома «издавать звуки» повторяется в разных сочетаниях 14 раз (!). Очевидно, очень уж понравилась автору.
Через четыре месяца в том же 1864 г. в фельетоне «Каламбуры в жизни и в литературе» Достоевский изобретает новый каламбур, теперь уже по поводу Краевского, издателя новой газеты «Голос»: он издает голос и издаст «Голос». «Одним словом, он издает два голоса в ущерб русской литературе» (20, 138).
Нетрудно заметить, что в интересующей нас «сцене» 1873 г. каламбур, изобретенный Достоевским в 1864 г., вновь направлен против Краевского, «маститого редактора» газеты «Звук» (см.: 27, 185): «Звук могут издавать и ослы». Более того, один из сотрудников тонко намекает на это обстоятельство: «Теперь этого уж никак не могут написать-с! Было, было время, когда еще это можно было сказать, только это время давно прошло-с».
2. В «сцене» со знанием дела высмеяны повадки «маститого редактора» А. А. Краевского. В редакции «Гражданина» только двое — Достоевский и Л. У. Порецкий были когда-то, по «Отечественным запискам» сороковых годов, посвящены в его издательскую кухню.
В «сцене» «маститый редактор» изрекает: «Нумера прискучили… Надобно подживить. Ну там известьица… Научки… Какой-нибудь там отдельчик… Повестца…»
В записной тетради Достоевского 1876—1877 гг. находим: "У нас не науки, а до сих пор все еще «научки», как говаривал в старину один редактор, издатель ежемесячного журнала…: «Ну вот повестица, ну там критичка, ну „научки“ тоже — вот и номерок составился — хе-хе-хе…»". В академическом издании Достоевского (24, 479) эта запись неверно толкуется как выпад против Некрасова. Имеется в виду именно Краевский, — доказательства читатель найдет в нашей статье, в составе десятого сборника «Достоевский: Материалы и исследования» (с. 160—162).
Любопытно, что словцо «научки» Достоевский обыграет и в своей статье «Юдна из современных фальшей», напечатанной в «Гражданине» через полтора месяца после «сцены в редакции».
3. Издание «Бесов» и редакторство в «Гражданине» ознаменовались обрушившимся на Достоевского градом насмешек и даже издевательств со стороны мелколиберальной прессы. Поусердствовал и «Голос» Краевского, особенно в лице двух ведущих сотрудников: Нила Адмирари (псевдоним Л. К. Панютина) и W (возможно, М. Г. Вильде). Последний в «сцене» назван Дубльве, а первый — отцом Нилом, что каламбурно сближало развязно-либерального журналиста со скандально прославившимся беспутным попом Нилом, о котором Достоевский незадолго перед этим написал едкий фельетон «История о. Нила» (Гражданин. 11 июня 1873).
Весною или в начале лета 1873 г. Достоевский наметил в записной книжке: «Статья: „Газета Голос“, готовится все лето (перед подпиской)». Статьи с таким названием Достоевский не написал, но сатирическая «сцена в редакции» выполняла намеченную им задачу, выйдя именно «перед подпиской». В записной тетради Достоевского 1873 г. мы находим подготовительные наброски, дословно совпадающие с некоторыми местами «сцены в редакции», что, на наш взгляд, является абсолютным доказательством при атрибуции.
В записной книжке Достоевского: «Есть и теперь русские писатели, которые, несмотря на несомненное дарование их, построили себе литературой дома».[2]
В «сцене»: «…есть и теперь русские писатели, которые, несмотря уже на несомненное дарование, литературой дома себе нажили!»
В кого целит этот эпизод, раскрывает упоминание в статье Достоевского «Молодое перо» (1863): «…таланты здесь изображены под видом домов, что употребляется в литературе (см. дом Краевского на Литейной и дом Старчевского на Мойке)» (20, 80). Позднее к ним прибавился дом Г. Е. Благосветлова, также известного редактора и издателя.
В записной книжке: «Идеи у вас нет» (21, 301).
В «сцене»: «Вот тоже у нас нет идей. У всех идеи, у нас нет идей». (Тема эта использована Достоевским раньше в статье «Полписьма „одного лица“»).
В «сцене» получили отражение некоторые традиционные мотивы Достоевского-сатирика. Так, в той же записной книжке: «Кто же не знает, что ты ругаешь газету-соперницу, потому что боишься, не отобьют ли твоих подписчиков» (21, 301). Или вот слова «опытного сотрудника», что «писать загадками выгоднее», потому что читатель «поневоле и подумает: Эх, сколько у них там идеищ-то запрятано, только высказаться-то бедненьким не дают». Ср. заметку Достоевского к статье о нравах современной журналистики: «Полная свобода прессы необходима, иначе до сих пор дается право дрянным людишкам (умишкам) не высказываться и оставлять слово с намеком: дескать, пострадаем <…> Предполагается добрым читателем, что вот в том-то, что они не высказали, и заключаются перлы» (21, 266).
Можно привести иные, более мелкие совпадения (например, огласовка слова «пселдоним», намекающая на героя «Скверного анекдота» Пселдонимова), но и приведенных достаточно для уверенного атрибутирования «сцены в редакции».
Одно замечание вне текстологии. Недавно предпринята попытка полной «реабилитации» А. А. Краевского (статья М. Юрьевой «Судьбою несть даны нам тяжкие вериги…» в «Советской культуре» 5 сентября 1989 г.). Кажется, на смену одному мифу приходит другой, сильно подслащенный. А неплохо бы вслушаться в суждения современников, хотя бы наиболее авторитетных.
Достоевский в своем отношении к Краевскому был неровен, изменчив, сказывалась и политическая конъюнктура. Но Достоевский-то мог подняться над конъюнктурой! В «Петербургских сновидениях…» (1861) он признал Краевского «лицом весьма полезным русской литературе»; «…он первый придал издательскому делу серьезную деловитость коммерческого предприятия…» (19, 82). Однако чем дальше, тем больше коммерческая деловитость Краевского приобретала в глазах Достоевского (и не его одного) характер делячества. Люди типа Краевского вызывали у него недоверие к мотивам их общественной позиции. Все в той же записной книжке 1873 г.: «Человек весьма часто принадлежит известному <роду> убеждений вовсе не потому, что разделяет их, а потому что принадлежать к ним красиво, дает мундир, положение в свете, зачастую даже доходы» (21, 253).
ПРИМЕЧАНИЯ
[править]1 «Новости» — ежедневная газета, основанная в 1872 г., была тогда мелким листком известий и объявлений. В фельетоне «Литература и жизнь» (Голос. 1873. 11 окт.) W возмущался тем, что «Гражданин» поставил "Голос в один ряд с «Новостями».
2 Т. е. нравится созвучием с «рубль».
3 Фельетоны «Литература и жизнь» печатались в «Голосе» по четвергам. Четверговая — соль, пережженная с квасною гущей в великий четверг, с нею едят на Пасху яйца, кроме того, она считалась в народе лекарством от всех болезней.
4 Возможно, отклик на выпад Достоевского в главе «Бобок» «Дневника писателя». «Ныне юмор и хороший слог исчезают и ругательства заместо остроты принимаются» (21, 42). Впрочем, «Гражданин» не раз укорял газету Краевского в отсутствии остроумия.
5 Имеются в виду скорее всего «Санкт-Петербургские ведомости», где тогда сотрудничали В. П. Буренин, А. С. Суворин.
6 Имеется в виду фраза Нила Адмирари в фельетоне «Листок» (Голос. 1873. 2 сент.): «Да, мудрое правило „познай себя“ нигде не может принести такой громадной пользы, как в России, где граждане так мало знают о собственных своих потребностях». Эта фраза вызвала иронический выпад «Гражданина» (10 сентября) в «Последней страничке»: «На 11-м году своей жизни газета „Голос“ объявляет вдруг что н_а о_д_н_о_м все газеты и все журналы должны сойтись братски: на том, что все они не имеют-де понятия о России». Мы склонны согласиться с В. В. Виноградовым, что цитируемый фельетон также принадлежит Достоевскому,
7 После меня хоть потоп (франц.).
8 Пародия на следующий эпизод из «Листка» Нила Адмирари (Голос. 1873. 7 окт.): «Около полуночи выстрелы (пушки, извещавшей о прибытии воды в Неве, — В. В.) сделались громче и чаще…».
9 Реформа среднего образования 1871 г. вытеснила «реальное» образование «классическим». В русской печати велась по этому поводу оживленная полемика. Достоевский в основном поддержал реформу, либеральная пресса, в том числе «Голос», выступила против.
10 Т. е. избавили от частных рекламных — платных! — объявлений о подписке на «Гражданин», печатавшихся в том же «Голосе».
11 С 24 сентября по 28 ноября 1873 г. (ст. ст.) во Франции происходил военный суд над маршалом Базеном, сдавшим без должного сопротивления крепость Мец и вверенную ему армию. Был приговорен к смертной казни, но затем помилован президентом. «Голос» печатал регулярные отчеты о судебных заседаниях.