Перейти к содержанию

С. Ф. Шаранов и немецкие аграрии

Непроверенная
Материал из Викитеки — свободной библиотеки
С. Ф. Шаранов и немецкие аграрии (На задворках публицистики)
автор Лев Давидович Троцкий (1879–1940)
Опубл.: 13 октября 1901. Источник: Троцкий, Л. Д. Сочинения. — М.; Л., 1926. — Т. 20. Проблемы культуры. Культура старого мира. — С. 113—116.

Если вы попытаетесь вызвать в своем воображении образ славянофила наших дней, с ног до головы облаченного в заржавленные хомяковско-аксаковские доспехи, то — не сомневаюсь в этом — в голове вашей необходимо вырастет представление о человеке почти «не от мира сего», отделенном от выразительных булыжников действительности туманным флером националистической романтики. И такое представление, несмотря на всю свою естественность, окажется полностью несостоятельным.

С. Ф. Шарапов (тот самый, который…) докажет вам это всем смыслом своих писаний.

Правда, когда г. Шарапов поворачивает голову свою в сторону современных научных, философских или художественных направлений и течений — дарвинизма, ницшеанства, марксизма, ибсенизма, отдаленное эхо которых порождает рябь даже на мирной поверхности Патриарших прудов[1], но которые, тем не менее, ведут себя с такой развязностью, будто всеобъемлющего славянофильского учения никогда нигде и не существовало, — в таких случаях почтенный Сергей Федорович — да простится нам наше сравнение — до чрезвычайности напоминает классическую корову, недоуменно наблюдающую проходящий поезд: с шумом и свистом проносится черное чудовище, в сущности глубоко ненужное и глупое, оставляющее после себя лишь тучи дыма и запах гари и мешающее корове безмятежно пользоваться предоставленным ей от бога подножным кормом… Но в вопросах «своей» сферы: — железнодорожный тариф для продуктов сельского хозяйства, золотая валюта и хлебные цены, таможенные пошлины и свиные туши — г. Шарапов обнаруживает ту трезвость и твердость мысли, которые естественно переходят в хозяйственно-кулаческий «реализм». По отношению к таким вопросам, которые исторгают вопли из недр помещичьих кошельков, славянофильство играет роль лишь парадного мундира или, если угодно, старинной золотой медали, которую в торжественных случаях извлекают из массивного футляра и предъявляют вниманию собравшихся почетных гостей, но которую совершенно забывают в прозаической практике сосновских будней (Сосновка — имение г. Шарапова и вместе — та реальная «почва», на которую опираются все его идеально-славянофильские построения). Пародируя известную фразу известного «документа», можно сказать: в повседневной жизни они умеют, несмотря на свою напыщенную фразеологию, подбирать золотые плоды, падающие с государственного дерева, и променивать славянофильские добродетели — благомыслие, вернопреданность и самобытность — на рожь, свекловичный сахар и водку…

В Берлине г. Шарапов имел недавно пространное суждение с аграриями. Поняли они друг друга превосходно. Правда, немецкие депутаты приняли самого г. Шарапова за агрария (о, тевтонская узость и протестантская черствость!), хотя и знали, конечно, что организованных политических партий у нас нет, — они, видите ли, имели наглость думать, что каждый типичный землевладелец носит под сердцем (истинно-немецким, истинно-русским или иным — безразлично) агрария, т.-е. защитника интересов крупного землевладения quand meme (во что бы то ни стало). В пользу этого узкого мнения они приводили даже доводы. Они указывали на то, что русское дворянство добилось преобладающей роли в местном самоуправлении, сословного кредита на самых льготных началах и пр.; они могли бы, прибавим мы, значительно увеличить этот перечень до нового закона о сдаче дворянам в аренду сибирских казенных земель включительно[2]. Но это лишь факты, а известно, что нет ничего тривиальнее и глупее факта. Может ли этот вульгарный, во прахе пресмыкающийся факт противостоять высоко парящей идее? — «Идея же нашего земельного дворянства — это полное отсутствие своекорыстных классовых интересов, служение не себе, не своей корпорации, но государству и народу в широком смысле». («Сенокос», стр. 31.) Идея хорошая, славная идея!.. Жаль только, что насквозь прокаленные в партийных схватках германские аграрии этой «идее» не поверили и приняли речи г. Шарапова за «чистейший романтизм» (если не хуже). Не всякому дано вместить. Маленькое взаимное непонимание не помешало, однако, дальнейшим излияниям. Они вложили персты свои друг другу в язвы и выплакали друг у друга на груди сердца свои. Узлом неразрывного единства связали их проклятые вопросы индустриализма.

До недавнего еще времени немецкий аграрий «смотрел на Россию, как на такую страну, которой историческое предназначение — служить оплотом старого христианского идеализма», но увы! — и в России «власть международной биржи крепнет и ширится с каждым днем»…

Вздох гражданской скорби из двух благородных грудей. Взаимное понимание и сочувствие. И в результате: «я не вижу причины не уважать немецких аграриев или относиться к ним враждебно». («Сенокос», стр. 41.)

Где причины не уважать их?

Когда правительство оказалось не в силах удерживать национальное богатство в нераздельном владении жадных аграрных пастей, — что тогда решили предпринять эти представители старой честной Германии, эти ветераны христианского идеализма?

«Мы должны заниматься политикой, — сказали они, — чтобы преследовать наши собственные интересы»; а один из их коноводов, Рупрехт, предложил своим единомышленникам… «не более не менее, как переход в ряды социал-демократии» — слышите, гг. Шараповы?

О, вы тысячу раз правы, — они заслуживают уважения.

Можно ли, однако, ввиду этого верить г. Шарапову, когда он заявляет, что личные соображения всегда были ему «и противны и чужды»? Я думаю все-таки, что можно. Борясь за интересы «капиталистов-землевладельцев, самых главных культурных работников своей земли» («Жатва», стр. 40), г. Шарапов может верить неискушенным сердцем, что служит нелицеприятно «родине» и отражает мысль и настроение «лучших русских умов и сердец». Иллюзия, свойственная слабой человеческой природе, один из обольстительных «нас возвышающих обманов»!

«Восточное Обозрение» № 225,
13 октября 1901 г.

  1. Адрес С. Ф. Шарапова: Москва, Патриаршие Пруды, д. Вешнякова.
  2. Заметим, что помещики шараповского типа, т.-е. представители средней и крупной земельной культуры, отнесутся к новому закону отрицательно, ибо последствием его может быть не земельная культура, а земельное ростовщичество. «Настоящий» помещик охотно «примирится» с хлебным ростовщичеством, — как германские аграрии, — но ростовщичество земельное ниже его агрикультурного достоинства.


Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.