Театр преступления (Дорошевич)/ДО
| Театръ преступленія : Изъ парижскихъ впечатлѣній |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ V. По Европѣ. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 60. |
Эту статью я посвящаю всѣмъ жаждущимъ славы артисткамъ безъ таланта, писательницамъ безъ дарованія.
Она могла бы носить заглавіе:
— Легчайшій способъ сдѣлаться знаменитостью.
Чтобы стать знаменитой актрисой и извѣстной писательницей, нужна коробка конфетъ и нѣсколько рыболовныхъ крючковъ…
Но начнемъ по порядку.
Крошка-театръ «Le Grand-Guignol[1]», на Монмартрѣ, ломится отъ публики. Чтобъ достать мѣсто, надо записываться за нѣсколько дней.
Весь Парижъ знаетъ имя г-жи Режины Марсіаль, какъ знаютъ имена Лаведана и Режанъ.
И вся эта извѣстность пріобрѣтена въ одинъ вечеръ!
А между тѣмъ г-жа Режина Марсіаль не новичокъ на сценѣ.
Она уже много лѣтъ ищетъ славы знаменитой артистки и пользуется только маленькой извѣстностью «круглой и совершенной бездарности» среди директоровъ театровъ.
Она никогда не шла дальше пятистепенныхъ ролей.
Вѣроятно, она была такъ же бездарна въ любви, какъ и въ искусствѣ, и въ одинъ прекрасный день узнала, что любовникъ ей измѣняетъ.
Конечно, это была ея пріятельница. На что жъ у актрисъ и пріятельницы?
Обозленная г-жа Марсіаль поднесла счастливой соперницѣ коробку конфетъ, начиненныхъ… рыболовными крючками.
Я васъ прошу остановиться на этомъ декадентскомъ преступленіи
При полной неспособности къ чему-нибудь путному, какая способность ко злу!
Какой талантъ. Находчивость. Изощренность.
Не только отправить на тотъ свѣтъ, но отправить непремѣнно среди страшныхъ мученій.
«Знать, что жертва умираетъ въ ужасной агоніи, мучится невѣроятно, — какое наслажденіе!» — сентенція, которая могла бы занять мѣсто въ катихизисѣ «сверхчеловѣковъ».
Къ счастью для счастливой соперницы, она осталась жива, и г-жа Марсіаль, опозоренная, обезчещенная, была отправлена въ тюрьму Saint-Lazare[2].
Тамъ она встрѣтилась съ другой знаменитостью дня — г-жой Біанкини.
Бѣдняжка подсыпала стрихнина въ супъ своего мужа, извѣстнаго рисовальщика костюмовъ для театра и для большихъ портнихъ. Ей хотѣлось быть свободной.
Дама, подсыпавшая въ супъ стрихнина, была въ отчаяніи: что будетъ съ ней дальше? Но дама, угощавшая конфетами съ рыболовными крючками, поспѣшила ее успокоить:
— Не падайте духомъ. Карьера только начинается. Это вздоръ, будто дверь тюрьмы навсегда отдѣляетъ человѣка отъ міра. Для находчивой женщины тюрьма, это — только уборная, изъ которой она выходитъ въ свѣтъ еще интереснѣе. Добрые нравы! О нихъ говорятъ, но кто о нихъ думаетъ въ серьезъ! Кому они нужны, добрые нравы, въ современномъ буржуазномъ обществѣ? Чѣмъ хуже нравы, тѣмъ веселѣе жить!.. Только бы намъ выйти отсюда!
Это случилось раньше, чѣмъ ждали: двѣ знаменитости были помилованы и «продѣлали» только годъ тюрьмы.
И вотъ когда ихъ выпустили, Парижъ былъ оклеенъ афишами.
— Théâtre Le Grand-Guignol[1] — A Saint-Lazare[2].
Драма знаменитой г-жи Марсіаль.
Знаменитая «конфетчица» исполнитъ главную роль арестантки.
Роль другой арестантки исполнитъ знаменитая отравительница г-жа Біанкини.
Арестантки въ роли арестантокъ! Преступницы въ роли преступницъ!
Съ тѣхъ поръ «Le Grand-Guignol[1]» не знаетъ другихъ сборовъ, кромѣ полныхъ, и мирная буржуазная семья отвѣчаетъ другой мирной буржуазной семьѣ, которая приглашаетъ ее въ гости «послѣ восьми»:
— Merci[3], но мы не можемъ. Въ этотъ день мы идемъ смотрѣть «A Saint-Lazare[2]».
— Вы увидите знаменитую отравительницу? Ахъ, какая вы счастливая!
Оглянитесь на залъ во время спектакля. Это не кокотки, не кутилы, не прожигатели жизни, ищущіе сильныхъ ощущеній.
Это тихіе и мирные буржуа, пришедшіе пощекотать себѣ нервы зрѣлищемъ позора и безобразія, нервы, огрубѣвшіе отъ сидѣнья за конторкой.
Они напоминаютъ здѣсь, въ этомъ театрѣ, свинью, отдыхающую въ кучѣ грязи.
Драма…
Надо быть женщиной, чтобы въ драму, которая длится четверть часа, вложить столько жестокости и столько сентиментальности.
Дѣйствіе происходитъ въ тюрьмѣ St. Lazare[2].
Конечно, героиня пьесы проститутка.
Эти «декадентки» особенно охотно копаются въ грязи, точно такъ же охотно, какъ другія женщины смотрятся въ зеркало.
Проститутка Мадлэнъ, — ее играетъ сама г-жа Марсіаль, — вотъ уже три мѣсяца какъ содержится въ St. Lazare[2] въ ожиданіи суда.
Она героиня: приняла на себя чужое преступленіе.
У нея былъ любовникъ. Однажды въ воскресенье, вечеромъ, они возвращались изъ-за города, гдѣ провели день «на травѣ».
— Мы были пьяны! — говоритъ Мадлэнъ. — Но мы не пили вина. Мы были пьяны отъ объятій.
Тутъ г-жа Марсіаль, закатывая глаза подъ лобъ, скрипя зубами и нервно передергивая плечами, разсказываетъ нѣкоторыя детали, — къ величайшему удовольствію тихихъ мирныхъ и нравственныхъ буржуа, которые не могутъ удержаться отъ «браво!» — за нѣкоторыя подробности.
Итакъ, «пьяные отъ объятій», Мадлэнъ и ея любовникъ возвращались въ городъ, когда встрѣтили толстаго, пожилого господина, постояннаго «кліэнта» Мадлэнъ.
— Онъ никогда мнѣ не былъ такъ противенъ, какъ въ эту минуту! — восклицаетъ Мадлэнъ.
Завязалась ссора. Кліэнтъ ударилъ любовника палкой. Тогда тотъ выхватилъ ножъ и ударилъ имъ бѣднаго толстяка. Кліэнтъ хлопнулся на полъ мертвый.
— Бѣги! — крикнула Мадлэнъ своему любовнику.
Любовникъ бѣжалъ, а Мадлэнъ осталась около трупа и сказала явившимся полицейскимъ:
— Это сдѣлала я!
— Но вѣдь ты рискуешь эшафотомъ?! — ужасается другая арестантка, Мари.
— Что жъ! Я умру за него!
Исторія Мари — исторія совершенно другого сорта.
Она была честной женщиной. Имѣла мужа, ребенка.
Но съ нѣкоторыхъ поръ мужъ совершенно измѣнился.
— Онъ связался съ какой-то тварью.
Онъ бросилъ работу, являлся домой поздно, по ночамі, жена, семья ему опротивѣли.
Однажды ночью онъ явился домой весь въ крови.
— У меня была драка съ пріятелемъ!
И на утро исчезъ, и больше не приходилъ.
Несчастье довело брошенную женщину до порока, до преступленія.
Арестантки дѣлятся другъ съ другомъ своими исторіями.
— И ты не знаешь, гдѣ теперь твой любовникъ? — спрашиваетъ Мари.
— Нѣтъ. Все, что у меня осталось отъ него, это — письмо, письмо, которымъ онъ приглашалъ меня на свиданіе, на наше послѣднее свиданіе, тогда, въ воскресенье! — говоритъ Мадлэнъ. — Хочешь, я прочту тебѣ это письмо.
И, закатывая подъ лобъ глаза, она чувствительнымъ тономъ читаетъ письмо.
— Подписано: такой-то.
Мадлэнъ цѣлуетъ его имя.
— Какъ ты сказала? — не своимъ голосомъ кричитъ Мари. — Это имя моего мужа!
Вотъ изъ-за кого онъ бросилъ семью. Вотъ почему онъ вернулся тогда въ воскресенье ночью весь въ крови.
Женщины кидаются другъ на друга, какъ разозленныя собаки.
— Тварь! Негодяйка! — кричитъ Мари.
— Законная жена! А онъ любилъ, онъ ласкалъ меня! Какъ любилъ! Какъ ласкалъ! — отвѣчаетъ ей Мадлэнъ.
— Такъ нѣтъ же, этого не будетъ! Тебѣ не удастся спасти его! Онъ будетъ наказанъ! Я открою все! Я донесу!
— Сумасшедшая! Ты хочешь отправить на гильотину своего мужа!
— Нѣтъ! Я отправлю на гильотину твоего любовника! Сюда! Ко мнѣ! Мадлэнъ солгала! Она приняла на себя чужую вину! Я знаю настоящаго преступника! — кричитъ Мари.
Топотъ шаговъ по коридору. На крикъ бѣгутъ.
Моментъ, — и все погибнетъ.
Мадлэнъ выхватываетъ ножъ, на смерть ударяетъ Мари.
Ея «gigolo[4]» спасенъ!
И подъ громъ аплодисментовъ добрыхъ, мирныхъ, до глубины души тронутыхъ буржуа занавѣсъ падаетъ надъ этой жестокой драмой, полной сентиментальности и безчеловѣчія.
Буржуазки вытираютъ слезы умиленія предъ этой героиней, проституткой, убивающей несчастную женщину, чтобъ спасти убійцу — сутенера.
Такъ устроены декадентскіе умы г-жъ Марсіаль.
Онѣ ищутъ героинь въ публичныхъ домахъ и ударъ ножомъ считаютъ героизмомъ.
Это вызываетъ у нихъ сентиментальныя тирады, а сентиментальныя. тирады, въ свою очередь, вызываютъ слезы у чувствительныхъ буржуа.
И въ концѣ концовъ все это декадентство — просто-напросто скверный запахъ, который поднимается отъ современнаго буржуазнаго общества.
Знаменитая «Біанкини», — некрасивая, какъ и Марсіаль, съ такимъ же непріятнымъ, длиннымъ, «лошадинымъ» лицомъ, — играетъ маленькую роль подслѣдственной арестантки.
Роль самую незначительную. Она только «украшеніе спектакля». Немножко кайенскаго перца, прибавленнаго для остроты.
Надо, чтобъ публика имѣла удовольствіе видѣть знаменитую отравительницу.
И когда г-жа Біанкини выходитъ на сцену, публика пытается аплодировать.
Но буржуа обдаютъ смѣльчаковъ строгими взглядами.
Ну, еще Марсіаль. Она — авторъ. Она исполнительница главной роли. Но Біанкини, играющая выходную роль.
Вѣдь нельзя же аплодировать женщинѣ только за то, что она пыталась отравить своего мужа!
— Это безнравственно!
Публика, собравшаяся посмотрѣть на отравительницъ, разсуждаетъ о нравственности!
Никто, впрочемъ, столько не любитъ говорить о нравственности, сколько гг. буржуа.
Но это еще не все.
Одна изъ газетъ упрекнула г-жу Біанкини за то, что она дѣлаетъ спекуляцію изъ своего позора.
Г-жа Біанкини отвѣтила письмомъ въ редакцію.
Она только зарабатываетъ свой хлѣбъ, играя арестантку St. Lazare’а[2].
А если бъ она хотѣла спекулировать на своемъ позорѣ!
Сейчасъ же по выходѣ изъ тюрьмы ей предлагали наперерывъ ангажементы въ кафе-шантаны.
Чтобъ она только выходила на эстраду!
Таковы нравы.
А вѣдь знаете, это идея.
Заставлять «знаменитыхъ» преступниковъ играть, ну, хотя бы въ благотворительныхъ спектакляхъ въ пользу бѣдныхъ.
Публики будетъ масса, и бѣднымъ достанется отъ этихъ спектаклей гораздо больше, чѣмъ достается отъ «благородныхъ спектаклей».
Такимъ образомъ, преступники не будутъ сидѣть на шеѣ у мирныхъ гражданъ и будутъ приносить даже пользу.
А затѣмъ, — если заставить, напримѣръ, преступниковъ разыгрывать пьесы современныхъ россійскихъ драматурговъ, — развѣ это не будетъ достаточнымъ наказаніемъ?
Выучить, напримѣръ, хоть весь репертуаръ художественно-литературнаго театра, — развѣ это не достаточное наказаніе даже за отцеубійство?
Такимъ образомъ, и преступленіе будетъ примѣрно наказано, и преступники будутъ приносить пользу, и современная драматическая литература хоть на что-нибудь да пригодится.