Василий Курочкин. Стихотворения. Статьи. Фельетоны
М., ГИХЛ, 1957
— Что ж это будет? — спрашивают меня мои знакомые, люди чинов небольших, ума и состояния ограниченного (между моими знакомыми очень мало людей в больших чинах и с обширными умами и состояниями). — К чему это поведет? Ведь эдак скоро будут оглашать каждый наш шаг, скоро будет ступить нельзя без того, чтобы кто-нибудь, в какой-нибудь газете не напечатал, что вы ступили не так, что вы всегда не так ступаете, что вы не уважаете закона, что вас следует сначала предать суду общественного мнения, — это бы еще ничего, — а потом отдать под суд гражданский или уголовный, смотря по обстоятельствам. К чему это приведет? Что нам делать, как нам отвечать, если вдруг что-нибудь да про нас напишут — в добрый час сказать, от слова не станется, — что нам делать, посоветуйте нам?
— Отвечать, — всегда отвечаю я своим добрым знакомым, ласково улыбаясь.
— Как отвечать? Это нам дело совершенно незнакомое. Это ведь не то, что написать отношение, предписание или рапорт, тут и орфографию нужно знать и слог нужно иметь…
— Это все пустяки! — продолжаю я успокоивать своих знакомых.
— Как пустяки! Нужно все написать умеючи, так, чтобы видно было, что мы правы; а другой напишет про нас такое, что и оправдаться нельзя; что мы скажем в свое оправдание, когда указывают на грешки, которые действительно водятся за нами?
— Один бог без греха, — отвечаю я с невозмутимою кротостью.
— Да ведь надо же отвечать? что же мы будем отвечать, когда сами кругом виноваты?
— Отвечаете же на вопросные пункты на следствиях; отписываетесь же по разным интересующим вас делишкам?
— Ах, боже мой! Это совершенно другое дело. Тут есть своего рода сноровки, установленные формы, самое изложение во всех случаях однообразно.
— То же самое и в делах гласности, господа. Вы напрасно ее так пугаетесь. Не так страшен черт, как его малюют. И тут есть свои установленные формы, и тут однообразие в изложении, и тут своего рода сноровки.
— Объяснитесь, мы вас не понимаем.
— Господа, очень просто. Как вы начинаете ваши рапорты к начальству? Непременно с деепричастия: «будучи командирован вашим пр<евосходитель>ством…», «имея крайнюю надобность в деньгах…» или: «во исполнение предписания вашего пр-ства», «вследствие рапорта такого-то уездного суда»; непременно: будучи, имея, вследствие, во исполнение? Не так ли?
— Ну да это мы знаем; а тут совершенно…
— Тут совершенно то же самое. Запомните, как «Отче наш», или как дважды два четыре, или как «во исполнение предписания вашего пр-ства», следующую составленную мною для вашего руководства формулу:
«Гласность есть орудие обоюдоострое. Выслушивая обвиняющего, надобно выслушать и обвиняемого. Тогда, и только тогда, гласности дано будет полное применение».
Или вот — формула несколько мудренее:
«Нельзя не порадоваться развитию в нашем отечестве гласности, Каждый благонамеренный член общества встречает с полным сочувствием даже против него направленные статьи, если авторами этих статей руководило желание общего блага».
Или вот: самая простая формула; запоминается очень легко, так как в начале стоит деепричастие:
«Уважая благонамеренную гласность, не могу оставить без внимания статью такого-го».
Только запомните это, господа, — любую из этих трех формул, и дело ваше выиграно.
— Но ведь это только вступление; затем нужно изложить сущность дела, нужно оправдаться.
— Это делается очень просто. Смотря по тому, какую из трех формул вы предпочли, вы можете разнообразить самое объяснение. Прежде всего примите себе за правило как можно менее говорить о самой сущности дела. Не надо этой сущности дела совсем! Надо, чтобы была хорошая статья. За хорошую статью иногда даже деньги платят. Впрочем, это, господа, к вам не относится — вы в гонорарии не нуждаетесь.
— Бог с ним, с гонорарием! Только бы оправдаться…
— Ясное дело. Вы, как умные люди (я всегда называю своих знакомых умными), сами не пожалеете денег для восстановления вашей чести. Что ж делать, когда в наш практический век самые отвлеченные понятия продаются и покупаются, как акции, возвышаясь и понижаясь в цене.
Опять-таки, дело не в этом. Как только вы написали одну из вышеприведенных формул, громогласно произнесите, по совету практического мудреца г-на Ефима Дыммана: «Иван Иванович (или как вас зовут), прошу не затрудняться!» и с этими словами бросайтесь на арену публичности. Я уже сказал, что объяснения можно разнообразить как угодно. По моей теории, объяснения, в общих основаниях, разделить можно на три отдела, а именно:
a) Объяснение философское,
b) Объяснение обличительное и
c) Объяснение юмористическое.
Каждый из этих трех родов дробится на множество мелких подразделений. Для вящего вразумления вашего, господа, я вам все объясню примерами.
а) Философское объяснение (виды: диалектическое, моральное, социальное и пр.). X. обвинил вас в присвоении казенной или частной собственности, в превышении власти, в неуважении к закону, к общественному мнению — в чем угодно. После вступительной формулы пишите длинный трактат о разных предметах, чем длиннее, тем лучше.
Вот краткая программа для подобных трактатов:
Польза гласности. — Что такое общество? — Обязанности гражданина. — Об акционерных обществах вообще. — Нечто о красотах природы. — Кредит как основа всякого предприятия. — Незрелость общественного мнения в Австрии. — Уважение к закону в Англии. — Исправляй, не наказывая! — Мысли о сокращении переписки. — Американские женщины. — Голландские сельди и фленсбургские устрицы. — Воспоминания о золотом веке. — Заключение (польза гласности, похвальное слово обличителю, польза гласности).
Если вы хоть немного знакомы с риторикой, вы легко напишете подобный трактат.
Философское объяснение имеет два преимущества перед обличительным и юмористическим:
1) обличает в авторе нравственного, хорошо знающего приличия человека и глубокого мыслителя и 2) может быть до такой степени длинно, что никто, кроме редактора газеты, ценсора и корректора, не дочитает его.
Во всяком случае — цель достигнута, и ваша добродетель торжествует.
b) Объяснение обличительное. Это объяснение несколько труднее, потому что требует некоторой изобретательности и некоторого общественного значения. Сухость, резкость, точность, форменность, отчетливость — необходимые свойства подобного объяснения. В чем бы вас ни обвинили — в воровстве или в насилии, — из шестисот шестидесяти шести пунктов обвинения отвечайте только на два, на три, не более, давая этим знать, что вы и совсем бы могли не отвечать, если б не были так благородны и деликатны, отвечайте с достоинством и с легким оттенком презрения к обличителю. Вслед за этим, обернув обоюдоострое орудие гласности, поразите обличителя в сердце. так чтобы он не встал. Если X. обличил вас в воровстве-мошенничестве, обличите его в воровстве-краже, в краже со взломом. Если Y. сказал, что вы не уважаете общественного мнения, скажите, что общественное мнение не уважает Игрека, намекните, что Y. пьет мертвую, бьет жену, и если у него теща есть, помяните и тещу. Выставьте вашего оппонента в самом темном свете, чтобы тем светлее обрисовалась ваша личность, напишите, что у вас благородное сердце, что вы не бьете кухарку, прибавляете извозчикам сверх таксы, даете на чай писарям…
Этот род объяснений имеет то преимущество перед объяснениями философским и юмористическим, что обличает в авторе человека с сердцем нежным, хотя уже закаленным в борьбе с неправдою, человека, у которого движения сердца находятся в постоянной борьбе с указаниями рассудка и долга.
Третий род объяснений — с) объяснение юмористическое — развивать долго не стану. В чем бы вас ни обвинили, хотя бы в самоубийстве, напишите после обычной формулы, что у г-на обличителя нос с прыщами — и баста! Силою примирительного смеха немедленно оправдаетесь.
Видите, господа, как все это легко, просто и заманчиво. Два-три подобных объяснения, и вы составите себе авторскую славу. Вдруг поутру проснетесь и почувствуете, что у вас на голове лавровый венок. Как это будет приятно!
— Да… да… — отвечают мне мои добрые знакомые в умилении, — только, нет… все-таки трудно с непривычки; нужно ведь все это написать.
— Боже мой! С вами не сговоришь. В какое мы время живем, вспомните, в какое мы время живем? Нынче ведь всякий будочник умеет писать. Впрочем, знаете что? Если уж вас так страшат печатные буквы, если уж не хотите писать сами — есть и на это средства. Попросите кого-нибудь из ваших знакомых. Свет не без добрых людей.
— Да, но что это будет стоить?
— Самые пустяки. Рублей пятьдесят, сто — определить наверное не могу, потому что до сих пор ничего подобного не случалось. Со временем я обдумаю этот предмет…
— Сделайте одолжение.
— И составлю приблизительно таксу.
— Вот, вот, вот! Это будет превосходно!
— Назову ее: такса извозчикам гласности.
— Как хотите, назовите; крайне обяжете.
Мои добрые знакомые расстались со мною в неописанном восторге. Я уже начал было обдумывать таксу, как вдруг некоторые из них вернулись и с непритворным отчаянием закричали:
— А что, если на наши объяснения будут нам отвечать?
— Отвечайте опять; только измените форму: вместо обличительного объяснения напишите юмористическое или как там придется.
— А если докажут, что наши объяснения ложные, если распишут так, что и отвертеться нельзя, что тогда? Вы об этом и не подумали?
— Думал, господа, думал и об этом. И этой беде пособить можно; придет время — потолкуем.
Гласность есть орудие обоюдоострое. Выслушивая обвиняющего, надобно выслушать и обвиняемого. Тогда, и только тогда, гласности дано будет полное применение. Г-н " — " в статье своей « — »(краткое изложение двух из шестисот шестидесяти шести пунктов обличительной статьи)______________________________________________ Выходя на суд общественного мнения вместе с г-м « --», так неблагонамеренно очернившим меня, долгом гражданина считаю прямо и откровенно объяснить, как было дело (объяснение философское, обличительное или юмористическое)_________________________________________________________________ Гласность есть орудие обоюдоострое.
Статейку эту доставил нам Борис Фаддеев, с просьбою немедленно ее напечатать. Исполняя его желание, считаем необходимым оговориться, что мы нисколько не разделяем его взглядов. Классификация ответных объяснений кажется нам шуткою, не более. Между тем истинная гласность делает у нас значительные успехи. Псковской полициймейстер г-н Валериан Гемпель напечатал в «Санктпетербургских ведомостях» ответ на статью г-на Павла Якушкина, которую мы так опрометчиво приняли за вымышленный рассказ. Главное общество российских железных дорог, долго молчавшее, ответило разом на все статьи, направленные против действий этого общества. Не перепечатываем статьи г-на Гемпеля и даже не делаем из нее выписок, так как все это дело оказывается для нашего журнала слишком серьезным. Но статейку Главного общества железных дорог перепечатываем с удовольствием, так как между читателями нашими находится немало акционеров этого общества. Вот эта статейка:
«С некоторого времени в с.-петербургских журналах и газетах появляются статьи, имеющие целию распространить в публике неверные понятия о достоинстве составляемых инженерами Главного общества проектов линий железных дорог и искусственных на них сооружений.
Как проекты эти, прежде приведения их в исполнение, утверждаются в установленном порядке правительством, то Управление общества, не считая уместным входить в журнальную полемику с сочинителями статей, внушенных скорее личным недоброжелательством, чем искренним усердием к пользе общей, предлагает гг. акционерам, которые пожелали бы убедиться в ложности распространяемых этими статьями сведений, принять труд пожаловать в Главный секретариат общества, где они могут узнать самые факты из подлинных документов, к сему делу относящихся.
Дела Главного секретариата, помещающегося в доме общества, на Большой Итальянской, рядом с Пассажем, № 7-й, будут открыты гг. акционерам для подобных справок ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней, с двенадцати до двух часов пополудни, по 10-е декабря сего года».
1859
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Теория полемики. Впервые — в «Искре», 1859, № 44, стр. 437—442. Тема фельетона — боязнь гласности — многократко фигурировала на страницах «Искры», в том числе в стихотворениях Курочкина — см., например, «Явление гласности» и примечание к нему (стр. 50 и 623—624). Дымман Е. А. — генерал, сотрудник «Ведомостей С.-Петербургской полиции», автор книги «Наука жизни, или как молодому человеку жить на свете» (1859), которую и имеет в виду Курочкин. Слова «практический мудрец» связаны со статьей Добролюбова («Современник», 1859, № 6). Добролюбов называет Дыммана пропагандистом «молчалинской теории умеренности и аккуратности». И действительно, книга Дыммана полна анекдотическими поучениями о том, как, не стесняясь средствами, добиться житейского благополучия. Но Добролюбов не имел возможности указать, что Дымман был, кроме того, монархистом, писал о необходимости любить больше всего на свете «законных наших государей» и пр. Курочкин имеет в виду главку «Прошу не затрудняться». «При встрече как в важных, так и в самых малейших делах, преграды и неудобоисполнения немедленно произношу я громогласно: „NN (мое имя и отчество), прошу не затрудняться!“ и с этими словами бросаюсь на затруднения, как говорят французы, обеими ногами» (стр. 212). Будочник — см. стр. 659. Ответ на статью г-на Павла Якушкина — см. стр. 641. Опрометчиво приняли за вымышленный рассказ. Курочкин говорит об остроумной статье «Фантазия в искусстве», напечатанной в «Искре» за месяц до этого (1859, № 40). Статья появилась без подписи и приписывается обычно Г. З. Елисееву. Но возможно, что эта ссылка на нее указывает на авторство Курочкина. Статьи, направленные против действий этого Общества — см. примечание к «Годовщине общего собрания акционеров…», стр. 630.