Тишина (По; Голиков)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Тишина
автор Эдгар Аллан По (1809-1849)., пер. Владимир Митрофанович Голиков.
Оригинал: англ. Silence, 1837. : A Fable. — Источник: Стихотворения Э. По в лучших русских переводах под ред. Н. Новича. Изд. «Стелла». 1911

Тишина


Внимай мне! — Демон мне сказал
                         в полночной тишине.
Внимай! Я расскажу тебе
                         о горестной стране.
Она на берегах реки,
                         на мрачных берегах.
Там нет покоя, тишины.
                         Там только скорбь и страх.
Там волны мутны и желты
                         шафранной желтизной.
И в вечном трепете они —
                         их мучит солнца зной.
Трясины топкие болот
                         по берегам ползут.
Там исполинские цветы,
                         кувшинчики растут.
Они качают головой,
                         полны печальных дум.
Они вздыхают тяжело —
                         от вздохов смутный шум.
За ними, дальше — мрачный лес,
                         высокий страшный бор.
Его деревьев гул и стон —
                         как будто буйный спор.
Они колеблются всегда,
                         грохочут и ревут.
Но не от ветра их мятеж —
                         нет вовсе ветра тут.
Из их вершин росится яд.
                         У их подошв, шурша —
змеятся дикие цветы,
                         отравою дыша.
Над ними тучи, грохоча,
                         на небосклон летят —
и там свергаются они,
                         как бурный водопад.
Но не от ветра их полет —
                         нет ветра в тех лесах.
И нет покоя, тишины
                         Там только скорбь и страх.
И ночь была, и падал дождь,
                         и этот дождь был кровь.
И я стоял среди болот,
                         меж плачущих цветов.
Они вздыхали тяжело —
                         их вздохи душу жгли.
И жгли мне голову дождя
                         кровавые струи.
И неожиданно луна
                         блеснула сквозь туман.
И вид ее печален был,
                         и цвет ее — багрян.
Ее кровавые лучи
                         упали на утес.
Он гордо голову свою
                         над берегом вознес.
Когда его, как кровью, вдруг
                         обрызгала луна —
На сумрачном его челе
                         сверкнули письмена.
И я увидел письмена,
                         и ближе подошел —
и на челе утеса я —
                         «О т ч а я н ь е» прочел.
И на утесе человек
                         недвижимо стоял.
Казалось, был ему утес —
                         достойный пьедестал.
Он был высок и величав,
                         он был как будто бог.
В его очах могучий ум
                         свой дивный блеск зажег.
Но меж морщин его чела
                         я ясно прочитал —
усталость, гордый гнев на мир,
                         страданье и печаль.
И, опустившись на утес,
                         он сумрачно поник.
Потом взглянул вокруг себя —
                         на ропщущий тростник —
на буйно-беспокойный лес —
                         на шумный туч полет —
на ярко-красную луну,
                         что кровь на землю льет.
А я таился меж цветов
                         и на него смотрел.
Он в одиночестве дрожал.
                         Шла ночь. А он сидел.
И вот потом он стал глядеть
                         на желтую реку.
Он на кувшинчики глядел,
                         он слушал их тоску.
А я таился меж цветов,
                         я на него смотрел.
Он в одиночестве дрожал.
                         Шла ночь. Он все сидел.
Тогда проклятием грозы
                         я проклял все вокруг.
И по заклятью моему
                         родилась буря вдруг.
Покрылись кровью небеса
                         от бешенства грозы.
Боль от дождя была, как боль
                         от огненной лозы.
Кровавой пеною река
                         плеснула высоко,
и волны вон из берегов
                         помчались далеко.
Кувшинчики плакали. И лес
                         шатался. Вихрь все рос.
И молния, сверкая, жгла.
                         И трясся весь утес.
А я таился меж цветов,
                         и на него глядел.
Он в одиночестве дрожал.
                         Шла ночь. Он все сидел.
Тогда проклятьем тишины
                         я проклял все вокруг.
И по заклятью моему —
                         последний умерь звук.
Гром смолк. Блеск молнии погас.
                         Повсюду наступил
один безжизненный покой
                         заброшенных могил.
Луна остановилась. Путь
                         прервали облака.
Застыла в мертвых берегах,
                         как мертвая, река.
Деревья замерли в лесу,
                         Без вздохов и без мук
кувшинчики среди болот
                         оцепенели вдруг.
Я на утес взглянул: на нем
                         иные письмена
теперь сверкали. И они
                         гласили: «Т и ш и н а».
На человека я взглянул:
                         он в ужасе стоял.
И, как мертвец, он бледен был —
                         и жадно слушать стал.
Но умер и последний звук.
                         И только письмена
горели ярко на челе
                         утеса: «Т и ш и н а».
И вздрогнул человек — и вот
                         в смятенье побежал...
И никогда его с тех пор
                         я больше не видал.


Владимир Голиков


Переложение В. Голикова — в «Иллюстрированном Еженедельнике „Столичной Почты“» 1907 г заслуживает того, чтобы быть перепечатанным здесь, — так удачно автор его воспроизвел манеру Эдгара По. (Прим. Н. Новича из «Стихотворения Э. По в лучших русских переводах под ред. Н. Новича» Изд. «Стелла». 1911.)