Перейти к содержанию

Украинское движение (Стороженко)/Предисловие

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Украинское движение — Предисловие
автор Александр Михайлович Волконский

Предисловие

[править]

Предлагаемая вниманию читателей книга не есть ни ученое исследование, ни политический трактат, но лишь беспритязательное изображение так называемого «украинского» общественного движения в том виде, как оно вместилось в сознание одного лица, наблюдавшего движение в течение пятидесяти последних лет. Толчком к написанию книги послужил вызов, помещенный года два тому назад в одной из русских эмигрантских газет, — составить обзор украинского движения, рассчитанный на три-четыре печатных листа. Свой труд автор писал в беженстве, в провинциальной глуши одной из славянских стран, приютившей часть русских эмигрантов, постепенно спасавшихся от ужасов большевистского ада, — писал вдали от умственных центров и библиотек, без необходимых справочных книг. Поэтому возможно, что в изложение вкрались неточности, за которые автор просит снисхождения.

Книга была закончена в ноябре месяце прошлого, 1924 года, вскоре осле того, как в новейшем фазисе украинского движения определенно означились два его лица, или, лучше сказать, две его стороны: в Большевии, в виде УКОПа (украинской коммунистической партии), движение решительно и вплотную примкнуло к программе большевичества; в Польше, в виде украинской народной партии, возглавляемой г-ном Оскилком, оно вступило на путь соглашения и сотрудничества с нынешним польским правительством.

Надо думать, что большевистская беспощадно-насильственная украинизация в Малороссии сделает самую «украинскую идею» столь омерзительной, что вместе с падением большевичества рушится и его украинская пристройка. Вся толща собственнического земельного крестьянства малороссийских губерний стихийно почувствует себя русской, и на том украинское заблуждение в пределах России закончится. Нам случилось читать частное письмо из Полтавы, в котором сообщали, что там большой спрос на опытных учителей русского языка, так как более состоятельные крестьяне желают обучать своих детей непременно русскому языку со старым правописанием и хорошо оплачивают труд учителей. Таков ответ полтавских по-большевистски «куркулей» или «кулаков» на принудительную украинскую школу, введенную большевиками.

В Польше украинствующим элементам открываются более благоприятные виды. Самая сердцевина, ядро, сущность украинских вожделений, формулированных поляками еще во время польских разделов, заключается в том, чтобы русские в Малой, Черной и Червонной Руси перестали чувствовать себя русскими, а в языке чтобы вернулись назад, к первой половине XVII века, до начала восстания Богдана Хмельницкого, и стали говорить и писать на том польско-русском жаргоне, наиболее ярким образцом которого являются проповеди киевского монаха Оксенича-Старушича. Этим вожделениям, как вытекающим из польских источников, не может не сочувствовать нынешнее польское правительство. Оно справедливо видит в них наилучший способ постепенно и незаметно перевести русское население пограничья от России, по-старому — «украины», по-новому — «кресов», от реки Припяти до реки Черемоши, с пользования русским языком на пользование языком польским. Поэтому оно готово всячески покровительствовать распространению украинского языка австро-галицийской фабрикации, но в особенности с одной в нем поправкой: с принятием для этого языка латинского алфавита. Нынешний польский министр просвещения, г-н Станислав Грабский, по слухам, усиленно хлопочет об издании напечатанных латинским алфавитом учебников украинских предметов для начальной и средней правительственных школ «на кресах» (по-старому: «на украине»), каковые предполагается организовать с преподаванием на двух языках: украинском и польском. Сами «украинцы», как, например, сенатор Черкавский, начинают понимать, что это означает попросту постепенную полонизацию. На это им можно сказать: вы ведь сами, господа украинцы, стремились к такому исходу, порывая с русским языком и формируя «мову» с помощью польского словаря; вы хотели быть более поляками, чем русскими, — ну так и полезайте в польский кузов. Такое положение метко выражается малорусской поговоркой: «Бачылы очи, що куповалы, ижте, хоч повылазьте». С педагогической точки зрения мероприятия г-на Станислава Грабского заслуживают полного одобрения, так как с введением в украинские учебники латинского алфавита детям придется изучать одну азбуку вместо двух, что, разумеется, значительно облегчит детский труд. Подобную же школьную политику предположено проводить и в белорусских воеводствах Польши mutatis mutandis, то есть белорусской «мовой» в учебниках вместо украинской.

Тот путь для претворения в приграничье русской народности в ополяченную, какого намерен держаться г-н Станислав Грабский, намечался уже в первой половине XVII века и был бы пройден, если бы его не прервало достопамятное восстание Богдана Хмельницкого. Тогда уже приспособили латинской алфавит к западнорусскому языку и, например, разного рода русские грамоты и акты переписывали в земские и городские книги латинскими буквами. Политику тесной связи Православной Церкви с польским государством, какой держится в настоящее время митрополит Дионисий Валединский, проводил тогда митрополит Петр Могила. Он пользовался польским языком для поднятия уровня православной образованности. Сам он написал по-польски Литое (камень) в защиту православия. Под его покровительством киево-печерский монах Афанасий Кальнофойский изложил на польском языке «Teraturgima» — книгу о чудесах киево-печерских угодников Божиих, а будущий митрополит Сильвестр Коссов — «Żywoty świętych» — жития святых. Православный шляхтич Иоаким Ерлич, скрывавшийся в Киево-Печерской лавре от расправы взбунтованной выступлением Богдана Хмельницкого кровожадной черни, по-польски излагал свою «Летопись» и вписал в нее латинскими буквами интереснейшие русские стихотворения по поводу тогдашних событий.

Если такой порядок вещей в областях культурной и церковной будет водворяться умно, мягко и постепенно, то население легко свыкнется с ним, как начало уже свыкаться в первой половине XVII века, и претворение русской народности в родственную польскую пройдет безболезненно. Первоначальной причиной восстания Богдана Хмельницкого был отнюдь не вопрос народности, а вызвали его экономические и сословные несправедливости, и только позднее, в разгар борьбы, казацкий гетман выдвинул на первый план национально-русские лозунги: «Чтобы имя русское не изгладилось в Малой России! Чтобы на русской земле не было ни жида, ни ляха, ни унииі» Служба ряда возрастов в польской армии, где введено усиленное обучение польскому языку, также будет оказывать непрерывное и огромное влияние на утрату русским населением приграничья его прежних местных наречий, или мов. Польские солдатские песни неизбежно будут заноситься возвращающимися со службы «жолнерами» в деревни по берегам какой-нибудь реки Стыри или верховьев реки Припяти и усваиваться местной молодежью как последний крик моды. Создастся вкус к польскому языку.

Что могло бы прервать такой процесс в будущем? Только возрождение национальной, русской России и притязание ее на отданные Польше большевиками по Рижскому договору 1920 года малорусские и белорусские поселения. Сейчас России нет. Есть ее труп, над которым издеваются озверевшие безумцы. Открытым стоит вопрос: что наступит скорее — воскресение ли национальной, русской России или претворение приграничного малорусского и белорусского населения в ополяченное? Возможно, что второй процесс опередит первый. Но даже если бы раньше возродилась та настоящая Россия, то мы полагаем, что она признала бы для себя выгодным открыто и чистосердечно примириться с восточными границами Польши, утвержденными для нее великими державами 14 марта 1923 года, и не захотела бы их нарушать. Помимо того что всякое нарушение границ вызвало бы со стороны Польши вооруженный отпор и привело бы к отвратительной братоубийственной войне, которая омрачила бы светлую и ясную зарю воскресающей к жизни великой страны, самое существование Польши в нынешнем ее виде выгодно для будущей России по следующим основаниям: во-первых, она совершенно освобождается таким образом от проклятого «польского вопроса», из-за которого пролилось столько живой крови и столько было сломано копий русскими и польскими публицистами, начиная хотя бы с М. Н. Каткова[1] и В. Спасовича[2]и кончая П. А. Кулаковским[3] и Р. Дмовским[4], чтобы не перечислять десятков имен; во-вторых, она оставляет вне себя такие скопления иудеев, как Вильно, Белосток и прочие города и местечки отошедшей к Польше западнорусской полосы, что весьма важно будет при неизбежно предстоящих иудейско-русских расчетах за правительственную деятельность в России — в большевистскую эпоху — Бронштейнов, Апфельбаумов, Розенфельдов, Нахамкесов, Бриллиантов, Финкельштейнов, Гольдфарбов, Вайнштейнов и тысяч иных «товарищей»-иудеев; в-третьих, она не будет непосредственно граничить с Германией, а это развяжет ей руки для деятельности в области Черного, по-старому Русского, моря и в Азии, куда всегда был направлен компас ее истории, начиная не только с Ермака Тимофеевича, подарившего Грозного царя Сибирью, но еще с вещего Олега, предпринимавшего походы на юг, на Константинополь, и в то же время на восток, в сторону Азии, против хазар.

Покойный знаменитый химик Д. И. Менделеев в своей книге «К познанию России» искал центр населенности России и определял его примерно около Царицына, на Волге. Возродившейся России придется обретать для себя столицу, потому что ни Москва, опозоренная большевиками, ни тем более Петербург, врезывающийся клином в новые государственные образования, не годятся более как столичные города. Весьма возможно, что русская столица поместится вблизи отысканного Д. И. Менделеевым центра — например, в Ростове-на-Дону, соединяющем выгоды центральности с выгодами приморского положения. В таком случае сердце России передвинется на юг и там будет биться пульс русской жизни; те местности, которые были украинами, рубежами, пограничьями, сделаются центральными. Тогда «украинцам» нельзя будет плакаться на гегемонию Великороссии во главе с Москвой. Мы верим и надеемся, что в новой России весь русский народ, не обращая внимания на различие своих говоров и наречий, под знаменем общей русской культуры начнет работать над воссозданием разрушенной родины в новых сочетаниях сил и с новыми устремлениями.

Таким образом, подводя итоги высказанным нами соображениям, мы считаем украинское движение величайшим недоразумением, порожденным злой волей одних и глупостью других, не видим для него никакой будущности, и нам до слез жаль тех умственных сил, которые непроизводительно были затрачены на создание искусственной «украинской мовы» и на мучительные потуги пользоваться этой «мовой» в научной и литературной деятельности. В Польше языком государственности, общественности и высшей образованности будет язык польский, блиставший еще в XVI веке красотой и мощью в сочинениях Мартина Бельского[5], Николая Рея[6], Яна Кохановского[7] и многих других, в наше время прославленный Сенкевичем[8] и Реймонтом[9], в России — русский, развившийся до мирового значения со времени Н. М. Карамзина, А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя, в особенности трудами И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, графа Л. Н. Толстого, Н. С. Лескова и П. И. Мельникова, а косноязычная «мова» будет ютиться на задворках, пока, вместе с украинским идолом Тарасом, не будет сдана за ненадобностью в архив человеческих заблуждений и ошибок.

5.08.1925

Примечания

[править]

Книга А. Царинного «Украинское движение» была написана в 1924 году и издана стараниями князя А. М. Волконского в 1925 году в Берлине. Князь Волконский в своем обширном предисловии говорит об авторе книги как о «неизвестном».

О том, кто скрывался за псевдонимом А. Царинный, можно только гадать. На наш взгляд, наиболее вероятной версией можно считать предположение о том, что это Стороженко Андрей Владимирович (1857 — после 1918). В пользу того предположения есть несколько косвенных данных. Андрей Владимирович происходил из древнего казацкого, старшинского рода; один из его предков (возможно, даже дед) — писатель Андрей Яковлевич Стороженко (1790—1858), псевдоним которого был Андрий Царинный. Хорошее знание ситуации в киевском Клубе русских националистов, видное из книги «Украинское движение», также наводит на мысль о принадлежности ее перу А. В. Стороженко, который был членом этого клуба. Широта охвата литературно-общественной жизни малороссийских земель и универсальные знания автора говорят о принадлежности его к высшим образованным слоям Западного края. А. В. Стороженко подходит и под этот критерий. Он окончил привилегированный Катковский лицей и Киевский университет Святого Владимира, был одним из крупнейших знатоков малорусской истории. Его родственником был крупный специалист по английской литературе профессор Николай Ильич Стороженко. Еще одним косвенным подтверждением авторства А. В. Стороженко, являвшегося в конце XIX века главой переяславского земства, можно считать осведомленность А. Царинного о переяславских деятелях. Наряду с этим А. В. Стороженко являлся автором капитального исследования «Стефан Баторий и днепровские козаки» (1904), написанного на основе малоизвестных польских источников, работа с которыми требовала тонкого знания польского и латинского языков, что также отличает работу А. Царинного. Все это дает нам право стоять за высказанное нами выше предположение. Остается ответить на вопрос: почему книга подписана псевдонимом? Возможно, автор находился на территории Польского государства, которое в двадцатые годы XX столетия крайне притесняло малорусов и устраивало гонения на православных.

  1. Катков Михаил Никифорович (1818—1887) — знаменитый русский публицист, издатель и критик. С 1856 редактор журнала «Русский вестник», с 1863 — редактор газеты «Московские ведомости». Собрание его статей опубликовано в двадцати пяти томах в 1897 году.
  2. Спасович Владимир Данилович (1829—1906) — русский юрист. Специалист по международному и уголовному праву. Основной труд — «Учебник уголовного права» (Т. 1, в. 1—2, 1863).
  3. Кулаковский Платон Андреевич (1848—1913) — русский историк и филолог-славист. Основной труд — «Иллиризм. Исследование по истории хорватской литературы периода Возрождения» (1894).
  4. Дмовский Роман Валентинович (1864 — после 1917) — польский политический деятель и публицист. Окончил Варшавский университет. В 1892—1893 сидел в варшавской тюрьме по политическому делу. В 1895 переселился в Австрию. Вернувшись в русскую часть Польши, стал лидером народно-демократической партии. В 1907 году был избран во II, а затем и в III Государственную думу, где, был председателем польского коло. В 1909 снял с себя депутатские полномочия. Автор книги «Германия, Россия и польский вопрос» (1909).
  5. Бельский Мартин (1494—1575) — польский летописец, создатель первой хроники на польском языке. Дворянин, участвовавший в современных ему войнах Польши.
  6. Рей Николай (ок. 1507—1569) — польский писатель, поэт. Первый из польских писателей, творивший только на польском языке. Был кальвинистом. Основные сочинения: «Зерцало, или Жизнь честного человека», сборник стихов «Зверинец».
  7. Кохановский Ян (1530—1584) — польский поэт. Ученик Николая Рея. Учился в Краковском университете. Затем жил в Италии и Франции. Участвовал в войне с Москвой в 1568 году. Переводил с греческого. Автор поэм «Шахматы», «Знамя», «Сусанна», «Поход на Москву», драмы «Отпуск послов греческих».
  8. Сенкевич Генрик (1846—1916) — польский писатель. Автор исторической трилогии, включающей романы «Огнем и мечом» (Т. 1—4, 1884), «Потоп» (1886), «Пан Володыевский» (Т. 1—3, 1887—1888); романов «Крестоносцы» (1897) и «Quo vadis» («Камо грядеши», 1894—1896) и других. Нобелевский лауреат (1905).
  9. Реймонт Владислав (1867—1925) — польский писатель. Автор романов «Мужики» (Т. 1—4, 1904 — 1909), «Комедиантка» (1896), «Обетованная земля» (Т. 1—2, 1899) и исторической трилогии «1794 год» (1913—1918). Нобелевский лауреат (1924).