Михаил Волков.
Чернокнижник[править]
Книжка, которую Сенька мне подарил, когда из Красной армии вернулся, «Скотский лечебник» называется.
И хлопот мне книжка причинила — и-и — не оберешься.
А, может, на книжку и зря клеплю: пользу от нее своими глазами видел.
Вон у меня Сивко, который год какой-то болезнью страдает.
Все ничего, все ничего, да вдруг, ни с того, ни с сего, хлоп наземь — и пойдет кататься.
Просто ума не приложу, что и за болесть такая.
Народ говорит…
— «Чемер» у него.
Коновал поглядел…
— «Мышка», — говорит, под шкурой бегает…
Пытал он желваки шилом колоть, да сколько ни ковырял — «мышку» не выгнал.
Другой коновал «ноготь» из глаза вынимал. И тоже — толку ни на капельку.
Я уже было и жеребчика-стригунка Сивку на сменку присматривать стал.
Положил я Сенькину книжку на божницу, положил да и забыл.
На страстной старуха стала к празднику прибираться, слышу, заворчала:
— Эва, дурак старый, скотскую книжку на божницу кладет.
И книжку в лохань.
Схватил, — слава богу, не размокла, паутину стряхнул, пока, до поры до времени, прибрал.
На святой, от нечего делать, в книжку заглянул.
Перелистываю, картинки переглядываю, кое место и чтеньем пробегу.
— Мать ты моя родная!
Болезнь как раз Сивкова описана, а дальше и про леченье говорится.
Выходит совсем не то: мы болезнь знаружи искали, а она, оказывается, внутри сидит.
Загнул для памяти листок, чтобы при случае долго не искать.
И хорошо сделал, — скоро понадобилось. Нажрался Сивко первой травки, и заломало.
Я — в книжку, да по книжке: рукава засучил, руки маслом смазал и давай навоз из требухи выгребать.
Во какую гору нагреб.
Сивко фыркнул, головой мотнул и на ноги поднялся.
И с тех пор, чуть Сивко занедужится, я скорее за требуху.
Сивко телом наливаться стал, — проведешь рукой по крупу, уже в яму не провалишься, а словно на пригорочек ладонью взберешься.
Да и встречную кобылку без переклички мимо не пропустит.
Прослышал народ про мое леченье, так со всех сторон и потянулся. Перед избой каждый день — не то конская ярмарка, не то трактир на большой дороге.
Антроп, говорят, слово знает, в книжку заглянет, пошепчет и в момент скотину на ноги поставит.
С лошадей на народ перешел.
Не по своей воле перешел: уж больно тетка Секлетинья снохе помочь упрашивала. У снохи резь в животе часто бывает.
Подумал, подумал, отчего ж человеку не помочь, коли на пользу пойдет.
А сунулся в книжку — и затылок не раз почесал: не одна болезнь не подходит.
Я и сначала прочту, я и с конца перечту-- все не то.
Я на попятную бы рад, да Антропу себя ронять не приходится.
Велел ложку дегтю выпить. Сказал на-авось, а на деле — большая польза вышла.
И повалило после этого, брат ты мой, ко мне бабье лечиться, я уже и не рад, что лечить их стал. Да разве от них отвяжешься: от чёрта хоть молитвой избавиться можно, — а от них же — ни молитва, ни брань не помогает…
Слышу, кума Матрена что-то занедужилась.
Родне да не помочь — грешно, и, не звавши — сам пришел.
У кумы скулу круглее брюквы разнесло.
В книжку…
И перелистать не пришлось: сразу болезнь подвернулась.
А бывало, что и в день насилу-насилу подберешь.
Да такая болезнь, что даже буквы в глазах закувыркались, а сам от кумы подальше отодвинулся.
— Сап!
А лечение при сапе: «пришибить, да скорее от заразы закопать».
Как тут быть?
С человеком — не со скотиной, да еще вдобавок с кумой, так не поступишь.
Опять в книжку: не ошибка ли какая вышла?
Может, и была бы ошибка, кабы кума носом не шмыгала, в книжке ясно сказано: первая на сап примета — из носу течь.
Хоть и знаю, что уже ни бог, ни лекарство не помогут, а все же куме в утешенье лекарства дал.
От Чалаго малость купоросного масла в пузырьке осталось.
Сильная болезнь и сильное лекарство требует.
Все-таки поопасался: Чалому целую ложку дал, а куме всего пол-ложки.
Кума еще при мне тряпицу маслом намочила.
Не успел я дверью из сеней на крыльцо хлопнуть, — слышу, в избе ровно поросенок заверещал.
Должно, думаю, болесть кумы лекарству поддаваться не хочет…
Поутру передают: куму в больницу отвезли.
Ну и народец! Лечи, Антроп, а потом скажут--доктор помог…
А вечером в сборную избу кличут.
Изба полна народу, за столом милиционер.
— Это ты Антроп будешь?
— Крестили так…
— Ага!..
И давай выспрашивать: кого, да чем лечил?
Я все без утайки рассказал, кому какую пользу оказал.
Может, думаю, власть отблагодарить меня хочет.
Я говорю, милиционер пишет.
Помянул про книжку, велел и книжку принести.
Принес.
Народ книжку завидел, зашептали:
— За эту черную книжку Антроп душу чёрту продал?
Повернулся к народу и говорю:
--Подождали бы, православные, языком зря трепать… Про книжку ничего сказать не смогу; точно — чернее чугуна… При нашем деле — рук не намоешься… Что же касается души?.. Одно скажу: Антроп за раем не гонится, да и с чертями — ладить не станет…
Тут меня милиционер одернул, народ спрашивать стал: брал ли Антроп за леченье?
Спасибо, не позавидовали, а то, может, награду совсем бы на-нет свели. Кого не спросит — всякий отвечает: лечил Антроп от чиста сердца.
Только одна Карповна, соседка, начала клясться, божиться, будто бы своими глазами видала, как Антроп из лошади под хвостом вылезал, а как в лошадь влезал, она, греха на душу не примет, — видеть не видела, но от людей слыхала, что колдуны завсегда через левое ухо проникают.
Я уже начал подумывать: каким манером власть отблагодарит меня: деньгами ли поможет, или бумагой от прочих отличит.
Что бы как деньгами!..
Милиционер, словно кипятком меня ошпарил:
— Счастье твое, Антроп, что ты лечил, да никого на смерть не залечил… Хотя тебе и придется за гражданку вашей деревни, которой ты лицо изуродовал, отвечать… Ну все же не так…
Стою, а язык ни бе, ни ме — не поворачивается…
Кума Матрена месяц в больнице вылежала.
На казенных хлебах растолстела, только рыло вроде как бы в сторону повело.
А меня и кумом больше не величает.
И без нее в деревне завеличали, так завеличали, что не знаешь: ни стерпеть, ни обругаться.
Комсомольцы, уж то ли не ладят со мной, и то чернокнижником кличут.
Источник текста: Чернокнижник. Рассказ / М. Волков. — Москва: Гос. изд-во, 1928 (1-я Образцовая тип.). — 8 с.; 18х12 см. — (Книжка-копейка).