ЭСБЕ/Маркевич, Болеслав Михайлович

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Маркевич (Болеслав Михайлович) — романист (1822—84), происходил из польской семьи, детство провел в имении отца в Волынской губ. Получив под руководством француза-гувернера тщательное литературное образование, М. поступил в одесский Ришельевский лицей, где окончил курс на юридическом отделении. Службу начал в мин. госуд. имуществ, в 1848—53 г. был чиновником особых поручений при москов. генерал-губернаторе, затем служил в государственной канцелярии и мин. внутр. дел, а с 1866 г. перешел в мин. народ. просв. чиновником особых поручений; позднее был членом совета министра. Человек приятный в обществе, занимательный рассказчик, прекрасный декламатор, устроитель домашних спектаклей и пикников, М. был типичным «чиновником особых поручений» на все руки и был принят в аристократических сферах. В 1875 г. карьере его был положен неожиданный конец: его в 24 часа уволили от службы. Выяснилось, что он получил 5 т. р. за то, что «содействовал» отобранию «СПб. Вед.» от В. Ф. Корша и передаче их в другие руки. Увольнение его произвело большую сенсацию, особенно ввиду того, что всего за несколько месяцев до того М., всегда говоривший в своих произведениях об «утрате идеалов», «чистом искусстве», «мерзостном материализме» и т. д., поместил корреспонденцию в «Моск. Вед.», где всех либеральных журналистов обозвал «разбойниками пера и мошенниками печати». Поработав некоторое время в «Голосе», где писал воскресные фельетоны, под псевдонимом «Волна», М. стал усердным поставщиком романов и повестей для «Русского Вестника», где напечатал обширную «трилогию»: «Четверть века назад» (1878), «Перелом» (1880) и «Бездна» (1883—84; не окончена). В «Москов. Вед.» он помещал корреспонденции (за подписью «Иногородний обыватель»), в которых давал полную волю своему озлоблению против «петербургской» журналистики и ее любимцев. Одна из них, в которой он, после оваций, выпавших на долю Тургенева в 1879 г., обвинял великого романиста в «кувыркании» перед молодежью, послужила предметом шумного литературного инцидента. При всей своей кротости, Тургенев не выдержал и ответил письмом к редактору «Вестника Европы» («Соч.», т. X), которое заканчивалось такою характеристикой «Иногороднего обывателя»: «И как подумаешь, из чьих уст исходят эти клеветы, эти обвинения!? Из уст человека, с младых ногтей заслужившего репутацию виртуоза в деле низкопоклонства и «кувыркания», сперва добровольного, а наконец даже невольного! Правда — ему ни терять, ни бояться нечего: его имя стало нарицательным именем, и он не из числа людей, которых дозволительно потребовать к ответу». Вскоре после смерти М. было издано собрание его сочинений (СПб., 1885). Значительнейшая их часть написана в 70-х гг., после того как шум, поднятый «Мариной из Алого Рога» (1873), заставил М. обратить внимание на свои беллетристические способности. В 80-х гг. имела некоторый сценический успех драма «Чад жизни» (или «Ольга Ранцева»), выкроенная из «Перелома». Художественное дарование М. само по себе не принадлежит к числу крупных. Те из его сочинений, где нет острой приправы тенденциознейшего освещения общественной жизни 60-х и 70-х гг., совершенно затерялись в массе журнального балласта, а в тех произведениях, которые читались в силу посторонних искусству соображений, все чисто художественное, за немногими исключениями (таков, напр., тип интриганки Ольги Ранцевой в «Переломе»), довольно ординарно. Воюя с движением 60-х гг., извратившим «чистое искусство» введением «тенденции», М., однако, очень хорошо понял, какие преимущества дает тенденциозность писателю, неспособному обратить на себя внимание непосредственно художественными достоинствами. М. — самый тенденциозный из всей «плеяды» «Русского Вестника», избравшей своей специальностью дискредитирование русского либерализма. По определению автора наиболее обстоятельной статьи о М., К. К. Арсеньева, он обратил роман в «орудие регресса». Все, что проповедовалось в передовых статьях «Моск. Вед.», находило эхо в произведениях М., причем он пускал в ход средство, недоступное публицисту — извращенное и порой прямо пасквильное изображение не любезных издателю «Моск. Ведомостей» лиц. Это сообщало произведениям Маркевича пикантность и давало ему читателей. Под прозрачными псевдонимами он выводил крупных государственных людей, и средняя публика, всегда жадная до интимной жизни высокопоставленных лиц, набрасывалась на сенсационные разоблачения М. с тем же жаром, с каким публика немецкая читает Грегора Самарова и друг. авторов, пишущих романы на сюжеты из «современной истории». Если верить его трилогии, столь мало оправдывающей свое заглавие: «Правдивая история», то государственная измена охватила в 60 и 70-х гг. не только общество, но и высшие сферы правительственной власти, включая министров и членов государственного совета. Прокуроры и жандармы не преследуют, а покровительствуют крамоле, исправники — друзья пропагандистов и т. п. Прогрессивная молодежь — это собрание жалких трусов, невежд и глупцов, для которых, по убеждению положительного лица трилогии — проповедника «сильной власти» Троекурова — есть только один путь вразумления: нагайка. Ср. К. Арсеньев, «Критич. этюды» (ч. II); «Русский Вест.» (1886, №№ 3 и 4).