Петроградский университет, см. приложение.
Приложение
[править]IV. Петроградский университет. Основанный 8 февраля 1819 г., он был преобразован из учительской семинарии, учрежденной в столице известным Янковичем. Семинария эта была переименована 16 апр. 1804 г. в Педагогический институт, который предполагалось вскоре же превратить в «С.-Петербургский университет». По существу уже в 1816 г., после нового преобразования, институт фактически мало чем отличался от университетов, так что гр. С. Уварову, в качестве попечителя петроградского округа, не трудно было уже в ближайшие годы добиться официального переименования института в университет.
Получив, согласно утвержд. уставу 1804 г., выборного ректора и общий академический статут, П. у. однако удержал и кое-что из своей институтской организации, напр., должность директора, благородный пансион; сохранилось и прежнее деление на три факультета — философско-юридический, историко-филологический и физико-математический[1]. Первоначальный контингент слушателей у-та составился, с одной стороны, из прежних пансионеров института и новых своекоштных студентов. Общее число студентов не достигало и сотни. Среди преподавателей можно было бы отметить ряд известных имен — ректора у-та проф. М. А. Балугьянского, К. И. Арсеньева, А. И. Галича, П. Д. Лодия, Ф. Б. Грефе, Г. Павского, А. Куницына и др. Впрочем, университетское преподавание далеко не блистало своей постановкой. Но не успел П. у. стать твердо на ноги, как на него неожиданно обрушилась страшная гроза. Наступившая эпоха правительственной мистической реакции вынудила С. Уварова покинуть в 1821 г. свой пост и уступить свое место новому попечителю, ставленнику кн. А. Н. Голицына, «бестолковому ханже Руничу», который, по словам академ. М. Устрялова, «вместе с изувером Магницким» обрушился на университет с дикими обвинениями, будто бы профессора «читают лекции против Бога, религии и России», т. е. самодержавия. Обвинения эти прежде всего были предъявлены проф. Куницыну по поводу его курса «естественного права», а затем проф. Галичу, Герману, Раупаху и Арсеньеву. Всех их злобный попечитель «мракобесия» изобличал в «пагубных лжеумствованиях» и «святотатственном нападении на божественность св. откровения, тем более опасном, что оно покрыто широким плащом философии». В у-т были введены знаменитые инструкции, сочиненные Магницким для казанского у-та, были назначены новые профессора, в числе коих известный О. Сенковский (литер. псевдон. бар. Брамбеус). В 1825 г. был избран и новый ректор проф. Дегуров. Нормальный порядок в у. был восстановлен лишь после удаления проворовавшегося Рунича в 1826 г. Постепенно начали развиваться и научные средства у-та: на ряду с библиотекой при нем действовали теперь физический, зоологический, минералогический, ботанический и нумизматический кабинеты и химическая лаборатория. Особенно оживилось университетское преподавание с нач. 30-х гг., когда в профессорскую коллегию вступили новые члены, в лице вернувшихся из командировки из-за границы и Дерпта молодых ученых (А. Фишер, Е. Врангель, П. Плетнев, А. Никитенко, Н. Устрялов, И. Шульгин, С. Куторга и др.). Среди новых преподавателей в это же время, в качестве проф. древней и средней истории, дебютировал и Н. В. Гоголь, мечтавший тогда «хватить среднюю историю томиков в восемь или девять» и весьма увлеченный своим «профессорством». Означенная перемена привела вместе с тем и к увеличению числа студентов, а также вызвала появление значительного контингента вольнослушателей, чему особенно способствовала, конечно, бесплатность университетск. преподавания. В связи с отмеченным ростом численности учащихся и общим подъемом университ. жизни стоят и первые попытки организации студенческой молодежи. Именно в 30-х гг., с появлением в у., с одной стороны, учащихся из видных родовитых фамилий, а с другой — немецких (дерптских) студентов (П. Прейс, Бах и др.), среди универс. молодежи начали складываться более тесные товарищеские связи и стал зарождаться корпоративный дух. В середине 30-х гг. сложились и две студенческие корпорации: русская — Ruthenia и немецкая — Baltica. Обе корпорации восприняли немецкие обряды и обычаи (включительно до дуэлей), к которым примешивались однако нравы родной бурсы. Сначала эти организации носили чисто товарищеский характер, оказывая известное положительное влияние на студенческие нравы. Мало-по-малу, однако, они стали проявлять себя организованным вмешательством в академическую жизнь сплоченными демонстративными выступлениями, в которых молодежь заявляла о своем отношении к тем или иным фактам университ. жизни (инцидент с проф. Шакеевым и Куторгой, суд над студентом К. и т. п.). С этого момента постепенно упрочивается традиция студенческих организаций и массовых выступлений учащихся (сходки). В 1835 г., с введением нового устава (первый ректор И. Шульгин), П. университет был урезан в своих правах, при чем за счет академической коллегии усилена была власть попечителя и инспекции. Вместе с тем правительство обнаружило усиленное стремление приспособить университет главн. обр. к удовлетворению своих практических нужд, потребности в подготовленных чиновниках и всякого рода специалистах. С означенными целями в 1839 г. на средства министерства финансов временно организуется при у. «реальное отделение», на средства мин. иностр. дел — кафедра валахо-молдавского языка, в 1845 г. для подготовки переводчиков открывается кафедра армянского, грузинского и татарского языков[2], еще ранее, в 1841 г., в интересах судебных учреждений Царства Польского учреждается кафедра польского законоведения и, наконец, в 1843 г. организуется целый «камеральный» факультет для подготовки «людей способных к службе хозяйственной или административной». Однако, несмотря на отмеченные перемены и тяжелый режим николаевского царствования, в университетские сферы постоянно притекали извне новые свежие научные силы в лице прибывавших из заграничных командировок молодых ученых. Среди новых профессоров этого периода можно отметить К. Неволина, К. Кавелина, П. Калмыкова, Я. Баршева, В. Спасовича, В. Милютина, И. Ивановского, М. Стасюлевича, Н. Костомарова, Н. Благовещенского, М. Сухомлинова, А. Пыпина, И. Срезневского, П. Прейса, П. Чебышева и мн. др. Ректором у-та вплоть до 1861 г. состоял П. А. Плетнев. Вместе с общим оживлением русской жизни накануне эпохи великих реформ естественно и в университете должно было повеять новым духом. Тяжелая атмосфера 40-х гг. несколько разредилась в 50-х. Правительством были сделаны некоторые послабления. Студенческая корпорация получила официальное признание, учащимся были разрешены собрания (сходки), организация кассы взаимопомощи, издательство (студенч. «сборники»). Но все эти мероприятия имели вид скорее некоторого «попустительства» со стороны начальства, чем правильного академического строя. Университеты, по существу, были лишены всякой автономии, и даже устав 1835 г. фактически был совершенно ниспровергнут всякого рода циркулярами и распоряжениями, обильно сыпавшимися на П. у. особенно в попечительство Мусина-Пушкина (1845—55). Вся власть, собственно говоря, в отношении у-та была тогда в руках попечителя. Со вступлением на попечительский пост кн. Г. А. Щербатова в совете П. у-та возникла поэтому мысль об упорядочении внутреннего строя университ. жизни и о поднятии достоинства профессорской коллегии. Но благодаря связанности университ. совета, вмешательству попечителя и фактическим «вольностям» студенчества в у-те начались внутренние конфликты, а попытка начальства (при новом министре Путятине) отменить студенческие учреждения и ввести в полицейских целях «матрикулы» только обострила положение и вызвала студенческие волнения. В результате начались массовые репрессии и, последовало даже временное закрытие у-та 20 дек. 1861 г. Администрация не желала при этом считаться и с голосом профессуры, решительно подрывая тем самым ее авторитет, так что группа профессоров, в лице Кавелина, Утина, Пыпина, Спасовича и Костомарова, не считая возможным при таких условиях оставаться в у-те, покинула у-т, подав в отставку. Делами университета стала ведать особая «временная комиссия» и «испытательный комитет». Внезапная разруха у-та подала мысль некоторым из профессоров открыть в городской думе публичные курсы. Попытка эта, однако, была вскоре прекращена. Открытие П. у-та состоялось вновь уже при совершенно изменившихся общественных условиях, в обновленной, раскрепощенной России, на основах либерального университ. устава 1863 г. П. у-т вместе со всеми российскими университетами получил автономию. Само собой разумеется, что раскрепощение русских ун-тов должно было отразиться самым благотворным образом и на судьбе П. у-та. Имена А. Градовского, А. Чебышева-Дмитриева, Н. Таганцева, В. Сергеевича, П. Фойницкого, Д. Менделеева, А. Иностранцева, Ф. Мартенса, Н. Меншуткина, В. Васильевского, К. Бестужева-Рюмина, О. Миллера, В. Ламанского, Ю. Янсона и др. отмечают новую полосу расцвета академической жизни петроградского у-та. С ростом преподавательских сил росли и развивались также и научно-вспомогательные учреждения у-та. При у-те начали вместе с тем возникать ученые общества (естествоиспытателей, физико-химическое, историческое, юридическое, философское, антропологическое, математическое и др.). Однако, последовавшая вскоре за периодом освободительных реформ реакция создала новые затруднения для правильного развития университетской жизни. Студенческие волнения, сделавшиеся почти хроническим явлением в 70—80 гг., отметили болезненно совершавшийся поворот. Правительство вступило в борьбу с универс. автономией и закончило введением нового, печальной памяти, устава 1884 г. Первым ректором по назначению в П. у-те был проф. И. Е. Андреевский. Конечно, студенческие волнения от этой меры не прекратились, общий же тон унив. жизни заметно понизился, при чем у-ту пришлось потерять нескольких видных профессоров (в 1899 г.). Почти полное отстранение профес. коллегии от управления университетом, постоянное вмешательство в его жизнь министра и попечителя, а также объявление студентов «отдельными посетителями» высшей школы при все возрастающей численности учащихся (к 1 янв. 1899 г. их было 3.788 ч.) — должны были привести к полной дезорганизации академического строя, внедрению в него политических видов правительства, бюрократизации профессуры и развитию тайных студенческих организаций оппозиционно настроенных. Общее недовольство в стране, развившееся особенно с нач. XX ст., не могло не отразиться также на жизни у-та и привели в конце концов к массовому студенческому движению в П. у-те 1901—1902 гг. Вскоре, с ростом общего освободительного движения, началось и всероссийское университетское движение. В дек. 1904 г. в Петрограде состоялось совещание профессоров, а 4 янв. 1905 г. появилась известная записка о «Нуждах просвещения» 342 университетских преподавателей, в которой было заявлено требование университетской автономии, записка, положившая основание академическому союзу. 25—28 марта состоялся первый делегатский съезд союза. В то же время началось движение в П. у-те. 3 и 7 февраля состоялось постановление младших преподавателей и студентов у-та о прекращении занятий в у-те в виду крайнего возбуждения умов, митинговых собраний в у-те и выступлений студенческих «академических» организаций («Союза студентов» и др.). У-т был закрыт до осени. 27 авг. 1905 г. последовало объявление «временных правил» об управлении высших учебных заведений, которые, не отменяя устав 1884 г. «впредь до введения в законодательном порядке» нового универ. устава, давали автономические полномочия советам у-тов. Волнения в П. у-те, однако, не прекращались и осенью, так как вся страна находилась в крайнем возбуждении накануне исторического дня 17 октября. «Автономный» П. у-т сделался ареной общего политического движения. 15 окт. в стенах у-та собрался многотысячный митинг, освободительное движение достигло высшего напряжения. Понятно, что при таких условиях и после манифеста 17 окт. жизнь в П. у-те налаживалась с трудом, тем более, что последовавшая вскоре новая вспышка политической реакции при полной неопределенности университетского строя, застрявшего между неотмененным уставом 1884 г. и времен. правилами 27 авг., вскоре вырвала всякую прочную почву из-под ног «автономных» у-тов. Наступила эра циркулярных разъяснений и фактической отмены правил 27 авг., эра министерства Кассо. Не решаясь открыто протестовать против нарушения автономии, совет П. у-та пошел по пути пассивной «лояльной обороны своих прав». В результате министерство, совершенно не считаясь с профессорской коллегией, стало свободно распоряжаться в у-те, увольняя или переводя «для пользы службы» неугодных ему профессоров (прф. Гримма) в другие университеты и назначая на их место новых. Министерство совершенно не сообразовалось при этом с «научными» качествами своих ставленников, имея в виду лишь их готовность служить «видам» правительства (случай с проф. Никоновым и др.). Последние годы (особенно с нач. 1911 г.) П. у-т в указанном смысле пережил целый ряд тяжких ударов, фактически перестав существовать, как единая академическая корпорация. В самой профессорской коллегии с этого момента началась борьба между так наз. «правыми» и «назначенными» профессорами, с одной стороны, и сторонниками «автономии» — с другой. Та же борьба в резких формах сказалась и среди студенчества, где начали действовать активные «академические» организации. Общая академическая разруха характеризует таким образом последний период в жизни П. у-та, кот. пришлось за последние годы пережить как бы вновь времена Рунича и Магницкого. — Согласно последнему отчету на 1 янв. 1914 г., на 4 факультетах П. у-та (историко-филолог., физико-математ., юридическ. и восточных языков) состояло 322 преподавателя: професс. богословия — 1, ординар. проф. — 33, экстраорд. — 10, сверхштат. — 5, заслужен. — 27, приват-доцентов — 162, лекторов — 11, лаборантов и заведыв. учебн. частью — 73. Сравнительно с прежними годами можно отметить значительный рост младших преподавателей и заметное сокращение профессорского персонала. Оскудение профессуры за последние годы сказалось на П. у-те со всей силой. Нельзя не отметить также, что последний отчетный год был вместе с тем и годом наиболее энергичных перемещений и перетасовки профессоров в «интересах службы». Так, из П. у-та был «переведен» (фактич. уволен) проф. Д. Гримм, а из провинциальных у-тов назначены Кассо — проф. Жилин, фон-Зеслер, Базанов и Ященко. Общее число студентов вместе с вольнослушателями (166) достигло — 7.608. Оставленных при у-те для подготовки к научной деятельности числилось 203. Главная масса студентов состояла на юридич. факультете (3.700), менее всего на восточн. фак. — 128. — Литер. В. В. Григорьев, «Спб. университет в течение первого пятидесятилетия его существования» (1870); «Биографический словарь профессоров и преподавателей Спб. университета, 1869—94 г.» (1894); «Юбилейный акт Спб. университета» (1869); В. Д. Спасович, «50-летие Спб. университета» (Сочинения, т. IV); А. Ч., «Спб. университет полвека назад» (Русск. Архив, 1888, III); Э., «Из воспоминаний бывшего студента» (Русская Старина, 1881, II); А. В. Никитенко, «А. И. Галич» (Ж. М. Н. Пр., 1869, I); его же, «Записки и дневник», т. I и II (1904); М. Устрялов, «Воспоминания о моей жизни» (Древняя и новая Россия, 1877, т. I); Ф. Устрялов, «Воспоминания о Спб. у-те 1852—56 г.» (Историч. Вестник, 1894, VI—VIII). Справочные изд.: Иконников, «Опыт российской историографии» (библиография); И. М. Соловьев, «Русские университеты в их уставах и воспоминаниях современников» (1914).