Цезарь, Кай Юлий (102—44 до н. э.), полководец и государственный деятель древнего Рима, один из величайших политиков и полководцев мировой истории. Родом из древней патрицианской семьи, Ц. провел свое отрочество и юность среди ужасов союзнической войны и междоусобия Суллы и Мария. Близкая связь с партией последнего определила весь путь его жизни. Его тетка, Юлия, была женой Мария, а сам он в 84 г. вступил в брак с Корнелией, дочерью марианца Цинны, в то время властелина Рима. В ужасные дни террора Суллы Ц. едва не погубил себя смелым отказом развестись с женою по требованию диктатора. Некоторое время он скрывался, потом был прощен благодаря заступничеству влиятельных лиц, но почел благоразумным удалиться на восток. Смерть Суллы вернула ему родину и безопасность. Ближайшие годы он проводил то на востоке, совершенствуясь в красноречии у греков, то в Риме, живя светским человеком, соря деньгами, приобретая друзей, создавая популярность в народе в ожидании, когда подоспеет срок для занятия первой государственной должности. Несмотря на поразивший всех блеск и разнообразие его дарований, на личную обаятельность, привлекавшую ему множество друзей, его положение, как марианца, в эту пору сулланской реакции не сулило ему быстрой и легкой карьеры. К тому же всех тогда затмевал молодой Помпей, бывший лишь на четыре года старше Ц. и уже при Сулле успевший занять совершенно исключительное положение. В ожидании благоприятных политических ситуаций Ц. не упускал случая колебать и без того шаткий престиж сулланского режима: в судах обвинял бывших сторонников Суллы, выступив оратором на похоронах своей тетки и жены, публично прославлял опальную память Мария и Цинны, позже пропагандировал восстановление трибунской власти и реформу судов. Отбыв в 68 г. в Испании квестуру, он в ближайшие годы определил свою политическую позицию сообразно положению, создавшемуся в Риме. Здесь боролись тогда два фактора политической жизни: коллективный — в лице сената, милостью Суллы снова ставшего главою республики и охранителем ее традиций, и единоличного — в лице честолюбцев, претендентов на исключительное положение на манер Суллы, какое намечалось теперь в виду необходимости разрешить чрезвычайные военные задачи на востоке. По всем данным последняя роль выпадала Помпею, и стоявший еще в самом начале своей карьеры Ц. без колебаний принял его сторону, содействуя созданию для него чрезвычайного командования против пиратов и Митридата. В отсутствии Помпея Ц. вновь принялся за свою политику потрясения основ. В 65 г. он стал эдилом. Небывалый блеск его гладиаторских игр, траты на общественные сооружения и неистощимая щедрость сделали его кумиром толпы. Его смелый поступок — неожиданное восстановление статуи и трофеев Мария, снятых некогда Суллой, возбудил надежды в марианцах и привел в ужас сенат. Уже теперь в нем угадывали возможного вождя всех жаждущих государственного переворота. Правда, надеялись, что колоссальные долги, им наделанные, приведут его демагогию к банкротству. Ему приписывали соучастие в заговорах и тайных происках, направленных против сената и Помпея. Степень участия в них Ц. остается загадкой, но в 63 г. его едва не погубило открытие заговора Катилины, ибо своей смелой речью в сенате против смертной казни заговорщиков он только усилил подозрения своих врагов в соучастии. Несмотря на недоказанность подозрения, Ц. остался скомпрометированным.
В 62 г. Ц. занял должность претора. Предстояло возвращение Помпея во главе победоносной армии, вставал призрак сулловской диктатуры, агенты Помпея — народные трибуны хлопотали о санкционировании его деяний на востоке и достойной награде его ветеранам. Предложениям трибунов сопротивлялся сенат. Ц. снова бросился в русло политики Помпея; решительная поддержка, оказанная им трибунам, едва не заставила сенат отрешить его от должности. Для уплаты наделанных им огромных долгов Ц. нужна была провинция, но кредиторы не выпускали его из Рима и только поручительство богача Красса уладило дело. Войны, которые Ц. предпринял в своей провинции Испании, дали ему добычу для расплаты с долгами. Здесь же он впервые испытал себя, как полководца.
По возвращении в Рим в 60 г. Ц. отказался от триумфа, чтобы выступить кандидатом в консульство, которого он и добился, благодаря своей искусной агитации. Сложившаяся в это время в Риме политическая ситуация казалась безвыходной. Распустивший свою армию Помпей был бессилен получить от сената утверждение своих мероприятий и награду ветеранам. Его вражда с Крассом парализовала их обоих и давала козырь в руки сената. Ц. разрубил узел. Убедив обоих соперников, что их вражда отдает власть ничтожествам из партии сената, Ц. заключил с ними тайный союз трех, так наз. I триумвират, с целью совместного руководства государством. Союз был скреплен взаимной клятвой и браками, при чем дочь Ц., Юлия, стала женою Помпея. Сломив насилием сопротивление сената и своего коллеги Бибула, Ц. провел в народном собрании утверждение мероприятий Помпея и аграрный закон, отдававший его ветеранам и беднейшим гражданам лучший государственный домен, Кампанские земли. Чтобы отвлечь от сената капиталистов-откупщиков, им была сбавлена треть откупной суммы податей. Не взирая на обструкцию коллеги и сената, Ц. распоряжался в государстве единолично, не останавливаясь ни перед какими правонарушениями и даже насилием. В качестве награды за свои услуги Помпею он получил соединенное управление обеими галльскими провинциями на 5 лет и сильную армию. Главою триумвирата казался Помпей. С репутацией первого полководца республики, с огромным влиянием в восточных, устроенных им провинциях, он соединял теперь авторитет в политических отношениях Рима и Италии. Напротив, Ц. стоял еще в начале своей военной карьеры и перед неизвестным будущим.
Доставшаяся Ц. провинция за Альпами (нынешний Прованс) ставила его лицом к лицу с необъятным миром галльских и недавно появившихся германских племен, так, что его вмешательство, как представителя Рима, — притом вооруженное — было неминуемо. Совершенно неожиданно Ц. обнаружил гениальное военное дарование. Первое же столкновение с гельветами, с целью помешать их вторжению в Галлию, повлекло за собою целый ряд других, в результате которых в ближайшие два года Ц. отбросил германцев за Рейн, покорил всю восточную Галлию и положил основание гегемонии Рима в прочей стране. Блестящие победы и огромная добыча вызвали в Риме всеобщий энтузиазм. Популярный демагог внезапно превратился в национального героя. В то время как Ц. шел от успеха к успеху, Помпей сидел в Риме, обескураженный враждою сената, бессильный против анархии на форуме, семена которой были брошены некогда им же совместно с Ц. Для его честолюбия было мало полученных им на 5 лет полномочий по хлебоснабжению столицы. И он, и Красс жаждали подвигов по стопам Ц. Отсюда — новая комбинация: на свидании триумвиров в Лукке, в провинции Ц., весною 56 г. было условлено, что Помпей и Красс получат консульство на 55 г., а затем провинции на 5 лет, первый — Испанию, второй — Сирию. Командование Ц. продолжалось еще на 5 лет. Доставить триумвирам консульство должны были друзья, золото — Ц. и отпускные солдаты его армии. План удался вполне благодаря обычной тактике правонарушений и насилия. По отбытии консульства Красс отправился в свою провинцию, Помпей под предлогом хлебоснабжения не покинул Италии, но остался в Риме у центра политической жизни, командуя провинцией и армией через своих легатов. Теперь ему снова принадлежало первенство в триумвирате.
В год луккского соглашения Ц. и его легаты экспедициями в Арморику и Аквитанию довершили покорение Галлии. 55-ый год принес новый разгром германцев, переход через Рейн, походы в Германию и Британию, повторенные еще раз в следующие годы. Но уже в 53 г. произошли мятежи отдельных племен, а вспыхнувшее в 52 г. поголовное восстание галлов поставило на карту все завоевания Ц. Упорная борьба, сосредоточившаяся в конце концов вокруг Алезии, привела к разгрому галлов и капитуляции их вождя, Верцингеторикса. Галлия навсегда стала римской. В эти же годы в политическом положении в Риме произошел опасный для Ц. сдвиг. Непомерно возраставшее его значение, естественно, ослабляло антагонизм между Помпеем и сенатом, а необходимость борьбы против общего врага — анархии в Риме — окончательно сблизила их. Теперь услуги Ц. Помпею были не нужны. В год галльского восстания он стал единым консулом без коллеги. Юлия, залог связи между отцом и мужем, скончалась в 54 г., а в следующем году в борьбе с парфянами погиб Красс, возможный посредник в случае конфликта между обоими. Ц. и Помпей стояли теперь одни, уже не как союзники, но как соперники. Единомыслие Помпея и сената явно изолировало Ц. и предвещало ему верную политическую смерть по истечении срока его полномочий. Уже давно ему было гарантировано продление этого срока до 48 года и право поставить заочно кандидатуру в консульство на этот год. Но теперь Помпей открыто пренебрегал его интересами. Из-за этого то срока и возник конфликт. Его сущность сводилась к тому, что непримиримые враги Ц. в сенате, при молчаливой поддержке Помпея и вопреки прежним гарантиям, требовали от Ц. согласия в назначенный сенатом срок сдать провинции и армию. Ц. в ответ настаивал либо на одновременном сложении власти обоими, либо на выполнении данных ему ранее гарантий. К началу 49 г. атмосфера сгустилась до крайности. На основании слухов о концентрации армии Ц. против Италии, позднее оказавшихся ложными, сенат объявил его врагом отечества и поручил Помпею борьбу с ним. В ответ на это нападение Ц. в январе перешел с небольшим отрядом р. Рубикон, границу своей провинции („jacta est alea“), и гражданская война началась.
Огромным средствам и престижу законности врагов Ц. противопоставил свой военный гений, решимость отчаяния и несравненную быстроту галльских легионов. Италия досталась ему без боя благодаря добровольному отказу от нее Помпея. Один за другим падали мощные оплоты, противопоставленные ему в провинциях Помпеем и помпеянцами: в Испании (капитуляция легатов Помпея при Илерде в 49 г.), в Греции (поражение Помпея при Фарсале в 48 г.), в Африке (победа Ц. при Тапсе в 46 г.) и еще раз в Испании (поражение сыновей Помпея при Мунде в 45 г.). В промежутке между Фарсалом и Тапсом Ц. 9 месяцев пробыл в Египте, где пережил любовную связь с царицей Клеопатрой и едва не потерял жизнь в мятеже городских низов в Александрии, а затем в Малой Азии „пришел, увидел, победил“ понтийского царя Фарнака.
Успех Ц. был столь же неожидан, как и результат этого успеха. Вместо проскрипций, казней и опал, которых ожидали от Ц., он после каждой победы протягивал побежденным руку примирения. Права и положение имущих классов оставались неприкосновенными. Приверженцы Ц. роптали на неблагодарность, легионы бунтовали, требуя обещанных наград, разочарованные авантюристы поднимали восстания с целью кассации долгов и экспроприаций. С железной энергией Ц. подавлял эти движения и оставался верен милосердию и благоразумию, которые были столько же выражением его натуры, как и умышленным средством политики. Целью же его была неограниченная власть. Раболепие и страх окружающих отдали ее целиком Ц., облекли его особу всеми полномочиями республиканской магистратуры — пожизненными диктатурой, консульством и трибунской властью — и всеми почестями вплоть до царского пурпура и статуи среди статуй богов. Однако, в этом нагромождении полномочий Ц. оставался представителем республики, высшим и единственным, но все еще не царем. Его руку, протянутую к короне, поднесенной ему на всенародном празднике, остановил ропот толпы. Произвол Ц. заменял прежний государственный порядок, превращенный им в хаос. Пять лет своей жизни с момента разрыва Ц. почти сплошь провел в погоне за своими врагами и только короткие паузы и несколько последних месяцев перед смертью мог посвятить государственной деятельности. Каковы бы ни были его общие воззрения на Рим, империю и человечество, практически эта деятельность определялась его положением узурпатора и главы партии и была направлена к укреплению захваченной власти и удовлетворению массы претензий и интересов. Его главные реформы, касавшиеся государственного управления, исчерпывались, в сущности, полным развалом последнего. Увеличение числа мест в сенате и государственных должностей не превращало эти устарелые органы городской общины в пригодные орудия управления империей, — тем более, что их значение было унижено — зато позволило наполнить управление креатурами и удовлетворить претензии старых и новых друзей. Усиление цензового и сословного начала в судах и роспуск корпораций были средствами борьбы с общественным мнением, сокращение числа хлебных пайков гражданам, помимо финансового значения, уменьшало массу беспокойного пролетариата в столице. Наделы ветеранам и гражданам были не решением социального вопроса, но щедротой, сродной триумфальным угощениям и подаркам. Широкая раздача прав гражданства была средством вербовать сторонников. В колонизации Карфагена и Коринфа, в единой организации италийских городов, в грандиозных проектах общественных сооружений и работ Ц. только шел по стопам Г. Гракха и марианцев. Единственным длительным его созданием было исправление календаря, под именем Юлианского продержавшегося в православных странах Европы до начала XX века.
Ц. не был благонамеренным и лойяльным политиком, жертвой вражеских интриг, вынужденным нападать, чтобы защищаться, каким изображали его Нибур и недавно Ферреро. Но он не был и гениальным провидцем мировых судеб и своего назначения в них, каким является он в знаменитой характеристике Моммзена. Его натура была тверда и упруга, как сталь, гениальность его дарований несомненна, разносторонность их изумительна. В личности Ц. совмещались великий полководец, блестящий оратор и единственный в своем роде классик латинской прозы („Комментарии для галльской войны“). Как политический деятель, Ц. не был представителем ни нового общественного класса, ни новой государственной или социальной идеи. Его приверженцами были лица и группы из знати и средних классов, оттесненные на задний план победой Суллы и господством сулланской аристократии. Его ближайшую свиту и опору составляли беспринципные честолюбцы, промотавшиеся авантюристы и политические проходимцы. Ц. был гораздо более виртуозом политической игры, нежели государственным человеком, и многие из его удач были результатом безумного азарта и счастья; однако, в общем, почва для этих удач была подготовлена предварительным тонким расчетом своих и чужих средств и верной оценкой окружающей обстановки. Искусство, с каким Ц. использовал для своего возвышения далеко опередивших его Помпея и Красса, является поразительным. Но самым замечательным его маневром и в то же время самой благородной чертой его деятельности является гуманность, проявленная им в победе, и компромисс, заключенный с побежденной партией. Политика победителя Ц. представляла светлый контраст кровавым проскрипциям его предшественника Суллы и его наследников, вторых триумвиров. Однако, то, что часто вменяется ему в главную заслугу — открытие действительной смерти республики и провидение нового грядущего порядка вещей, представляло в той форме, в какой это убеждение он перевел в действие, скорее ошибку. Ц. не угадал настоящую форму, в которой мог быть устроен новый порядок в примирении с еще живучими элементами старого. Жертвой этой ошибки он и погиб. Вокруг принципиальных защитников республиканской свободы соединились в заговоре неудовлетворенные честолюбцы из цезарианского и помпеянского лагеря, и Ц. пал их жертвою 15 марта 44 года.
Литература: Моммзен, „Римская история“, т. III-й; Ферреро, „Величие и падение Рима“, т.т. I—II; Stoffel, „Guerre de César et d’Arioviste“, 1891; его же, „Histoire de Jules César. Geurre civile“, 2 vol. 1887; Наполеон III, „История Ю. Ц.“, пер M. Стасюлевича, 3 тт. 1865—67; T. Rice Holmes, „Caesar’s Conquest of Gaule“, 1899; П. Ардашев, „Переписка Цицерона, как источник для истории Ю. Ц.“, 1810; M. Gelzer, „Caesar, der Politiker und Staatsmann“, 1921; E. Meyer, „Caesars Monarchie und das Principat des Pompejus“, 1922.